Да и потом, как-то раз в прошлом году, около четырех утра (стоял конец марта) Калеб проснулся от странного пыхтения и еще каких-то подозрительных звуков за окном (второго этажа), подошел туда, раздвинул шторы (снова снилась сестра, ее заляпанные кровью руки) и завопил, взвившись в воздух на добрую треть метра, – глазам его предстала млечно-бледная задница, ясно сияющая в лунном свете, все сто пятьдесят килограммов веса Лягухи Фреда, изображающего Человека-паука на стене (на самом деле, весьма проворно для парня его комплекции). Лягуха, встав на цыпочки на карниз и вцепившись в выемки между кирпичами, смахивал на скалолаза, только вдобавок был вымазан чем-то скользким и поблескивающим – может быть, детским маслом, или вазелином, или кленовым сиропом, или даже медом; как оказалось, эта туша взбиралась по стене, увитой густым плющом, для того, чтобы вернуться в запертое общежитие, – девчонка, у которой Фред остался на ночь, его прогнала, так как обещанный секс ей не перепал, а вот громкий храп заснувшего Лягухи она терпеть не захотела.
Пытаясь разбудить Фреда, девчонка натерла его разогревающей интимной смазкой.
Вот это уже по-настоящему странная фигня. Но даже полуголый Лягуха Фред, вися на стене посреди ночи, умудрился не наделать шуму. Значит, и у Калеба были все шансы остаться незамеченным.
И все-таки ему не нравилась идея лезть в подвал поутру. Плечи от нервного напряжения будто ярмом стянуло, воображение распалилось не на шутку. Снова пришла на ум сестра, а это никогда не было хорошим знаком. Уставившись на свои руки, Калеб все-таки продолжил идти. Едва уловимое, но сильное чувство страха кольнуло в живот, когда парень вышел из общежития и пересек широкую лужайку за зданием. Холодный февральский воздух омыл лицо.
Калеб не мог взять в толк, когда успел закрутить роман с мертвой незнакомкой и куда это новое увлечение могло завести. Чем больше парень надеялся облечь обстоятельства в слова, тем болезненнее становились мысли. Когда сам начинаешь подмечать такое – значит, дела, без шуток, плохи. Калеб всегда старался быть осторожным и не перегибать палку, когда дело касалось вопросов о некоторых семейных предрасположенностях. Жил ли он с этим? С потаенной нуждой в один прекрасный день залезть в полную ванну с чем-нибудь острым в руке?
Шагая по тропинке под неспокойным, напоминающим разодранную белую марлю небом, Калеб думал: «Таких, как я, запирают в палатах с мягкими стенами».
Через какое-то время мысль развилась:
«Да, но вся беда в том, что нас не держат там вечно. Нас всегда выпускают».
Знай Джоди больше о теме его диссертации, она бы завалила терминологией: навязчивый невроз пространственных табу, биполярность «тревога-истерия», стрессовый энурез, либидинозный катексис[5] кастрата… или еще чего похуже.
Она бы сделала Калеба главной темой одной из своих статей по патопсихологии. Взяла бы интервью, записав разговор на диктофон, заставила бы смотреть на чернильные кляксы, по форме напоминающие задницы девочек-подростков. Потом Калеба показали бы на местном утреннем шоу, ну а впоследствии Джоди возила бы парня по стране в клетке, вырядившись в цилиндр и помахивая хлыстом, а детишки кидали бы ему, лежащему на охапке сена, нечищеный арахис…
Нет, все-таки Калеб зашел слишком далеко, чтобы бросить. Диссертация переросла в книгу, а книга обрела собственную причудливо-загробную жизнь. Та затхлая комната, спрятанная в извилистых темных недрах подвальных туннелей библиотечного хранилища, стала частью Калеба, и та девушка – тоже.
Ветер подул сильнее, и парень поглубже засунул руки в карманы, сжимая клочья рваной подкладки со сложенными заметками и бумажками. Часы на башне пробили один раз.
Половина десятого.
Сильвия Кэмпбелл умерла в возрасте восемнадцати лет.
Убита шесть недель назад во время зимних каникул, в комнате Калеба, под окном, куда переставила кровать – вероятно, чтобы волны жара от радиатора не мешали спать. Сам Калеб ничуть не возражал против того, чтобы горячий воздух обдувал ночь напролет, но по какой-то причине оставил кровать на том же месте, куда ее сдвинула девушка.
«И кто же?..»
Удобства ради, университет оставил открытыми на полный рабочий день только два общежития – этого вполне хватало, чтобы разместить четыре сотни студентов, посещавших зимние курсы, которые проходили в течение пяти промежуточных недель между осенним и весенним семестрами. Калеб подумывал о том, чтобы отчислиться или сменить общежитие – ну или просто выкинуть какой-нибудь фортель в пику миру. Парень съехал и сложил свои пожитки в кладовку, задаваясь вопросом, вернется ли когда-нибудь за ними.
5
Термин греческого происхождения, введенный английскими переводчиками трудов Зигмунда Фрейда для передачи смысла обиходного немецкого слова Besetzung, не имеющего удовлетворительного английского эквивалента. Хотя Фрейд никогда не давал определения понятию Besetzung, он часто использовал его при формулировке представлений о психической энергии, способной к возрастанию и уменьшению, смещению и разрядке; понятие не относилось к какой-либо реально измеряемой силе, отражая скорее относительную интенсивность бессознательных психических процессов. Катексис, таким образом, – интерес, внимание или эмоциональный вклад; либидинозный катексис – эротический интерес к определенному лицу или действию.