В наивных голубых глазах застыла неподдельная обида. Золотистые волосы растрепались. Довольный мальчишка насмешливо улыбался.
− Морис, садись на место, и постарайся хоть на этот раз вычертить всё правильно. Искусство рисования мандал развивает внимание, моторику и очень пригодится при начертании печатей и сигилл. А ты, Алиса не расстраивайся − сейчас всё поправим.
Девушка подошла к ученице и провела «волшебным» ластиком по рисунку: от портящей вид неаккуратной красной линии не осталось и следа. Хоть какая-то польза от её таланта: Жаклин любила зачаровывать обыденные предметы, чтобы усилить или изменить их свойства. Девочка удивлённо ахнула.
− Вот, держи, − преподаватель протянула ей ластик. – Он стирает только то, что не нужно: просто во время работы думай о желаемом результате.
Алиса просияла, а Морис мстительно сузил глаза. «Надо будет с ним поговорить», − подумала Жаклин. Не успела она отойти к преподавательскому столу, как девочка вскрикнула: мирно стоявшая на столе чернильница неожиданно взбесилась и залила чернилами стол и её платье. Морис хихикал, прикрываясь рукой – не оставалось сомнений – именно он виновник происшедшего.
Пришлось вновь спешить на помощь к рыдающей перепачканной пострадавшей – Жаклин протянула ей свой носовой платок, заговорённый, как и ластик, только с тем отличием, что оттирал грязь с любой поверхности. После того, как девочка им воспользовалась, платок пришлось выбросить – он навечно приобрёл грязно-фиолетовый цвет и больше не желал ничего оттирать, превратившись просто в неопрятную тряпочку.
− Я так понимаю, на сегодня занятие окончено, − произнесла Жаклин. – Задание на дом – дорисовать мандалу, вписать в неё своё желание, а что делать дальше, я расскажу на нашей следующей встрече.
Дети начали собирать вещи со столов.
− Морис!
Парень с вызовом задрал подбородок:
− Да, мадемуазель Жаклин?
− Ты остаёшься.
− Вообще-то у меня много неотложных дел! – в голосе слышалось достаточно бравады, но испуганно заметавшиеся глаза выдавали его с головой.
− В таком случае, их придётся отложить! – твёрдо сказала Жаклин, очень внимательно уставившись на расшалившегося ученика. Дети потянулись из класса. Когда за последней долго копавшейся ученицей закрылась дверь, Жаклин подошла ближе к вальяжно развалившемуся на стуле Морису, села за стол перед ним и, развернувшись боком спросила:
− Тебе нравится Алиса?
Не ожидавший такого вопроса парень мигом подобрался.
− Нет, вот ещё! Я её терпеть не могу!
− Ясно. Очень жаль. Просто думала тебе посоветовать: если хочешь привлечь к себе внимание, подари ей небольшой подарок и предложи дружить… Но, вижу, ошиблась — мой совет тебе ни к чему. Можешь быть свободен, я больше тебя не задерживаю.
Морис немедленно подхватил свою сумку и направился к выходу.
− Что ж, тогда я дам этот совет Равилю – ему Алиса давно нравится, − парень замер, а потом потянулся к дверной ручке, бормоча:
− Я этому Равилю расквашу нос!
− Что, прости? – ручка никак не желала поворачиваться, как парень ни старался. Наконец, он бросил эту затею и с раздражением развернулся к Жаклин, громко повторив:
− Пусть только попробует сунуться к Алисе! Отведает моего кулака!
− Очень сомневаюсь, − подняла бровь преподаватель, − Потому, что я его только что выдумала. Однако, это позволило выяснить, что Алиса тебе всё же нравится.
Морис уставился на неё с удивлением, а потом растеряно спросил:
− А если и так, вдруг она не захочет со мной дружить?
− Не спросишь – не узнаешь! – философски заметила Жаклин. – Однако, это лучше, чем всю жизнь мучиться неизвестностью и упустить свой шанс.
Она махнула рукой – дверь отворилась.
− Я действительно больше тебя не задерживаю.
«Как же все просто и одновременно сложно в двенадцать лет!» − подумала Жаклин, пряча в саквояж блокнот, ручку, цветные карандаши и альбом для рисования.
Пройдя по опустевшим школьным коридорам и вышла в парк. Осень она любила и ненавидела одновременно. Любила за тихие дни, когда в воздухе мёдом разлит покой, под ногами шуршат палые листья, будоража лёгким дымным запахом, а небо на закате окрашено во все цвета радуги. Ненавидела за начало занятий во всех учебных заведениях, вечную суматоху в школьных коридорах и нравоучения тети Аделины, к которой возвращалась после летних каникул от родителей, живших ещё южнее, в Тартасе.