Я перестала дышать.
На саднящие от румянца щеки капнули слёзы.
Он не оттолкнул ее, не увернулся. Напротив, подался ближе, наслаждаясь каждым мигом наедине.
Сжала рот дрожащей рукой. Подавила стон и, ничего не видя, медленно потопала восвояси.
Понятия не имею, почему чужой поцелуй столь сильно меня ранил. Просто на какой-то момент стало мучительно больно, будто я потеряла частицу себя.
Принц ничего мне не обещал. Не клялся в любви.
Тогда почему внутри болит так, словно я потеряла возлюбленного?
Очередная загадка.
* * *
Губы Иримэ показались Агарвэну на удивление пресными. Нежеланными. Когда-то эти прикосновения разжигали дикую страсть, сейчас их назойливость раздражала.
— Прекрати. — Отстранил женщину рывком и, невзирая на боль, выпрямился.
Сорвал с изголовья кушетки рубаху и, накинув через голову, принялся шнуровать. Каждая клеточка мужского тела источала силу и сдержанность. Ни единого лишнего движения, откровенного вздоха. Все потому, что уже очень давно он не испытывал к эльфийке чувств.
— Господин? — Неуверенно поднялась Иримэ с колен. — Дело в человеческой принцессе? Ты смотришь на нее диким, первобытным взглядом. Неужели девчонка настолько пленила твое сердце?
Едва уловимо дернул плечом: ДА. До самого горизонта, выше небес …
Каждый раз, касаясь Изабеллы, он терял самоконтроль. Едва они оставались вдвоём, не в силах противостоять притяжению пары, принц обнажал девчонке чувства. Все клятвы пошли прахом. Жажда ненавидеть дочь врага незаметно сменилась острой потребностью оберегать ее до последнего вздоха.
Как же сладостно впиваться в нежные непорочные губы. Запускать пальцы в шелковые отдающие цветочным ароматом волосы. Учить. Оберегать. И со временем стать для девушки первым и единственным.
— Из-за нее ты дважды чуть не погиб. — Растерянность Иримэ сменялась гневом. — Сколько еще будешь подставлять грудь, защищая мерзавку?
— Она моя пара. Если потребуется, я отдам за нее жизнь.
— Владыка Синьагил не одобрил бы связь с человеком.
— Отец пал полвека назад, ему уже все равно.
Иримэ фыркнула.
— Напомнить, из-за чьего предательства это случилось? Не переметнись князь Эдуард в битве за Город Зари на сторону врага — мы бы не потеряли королевство! Не превратились в не ведающих покоя изгнанников…
Белый маг оглянулся, в глазах полыхнул гнев.
Никому не дозволялось затрагивать тему гибели Дома эльфийских королей. Даже той, с кем он делил постель последние десять лет. Огонь прихлынул к мужским ладоням. Раскалившийся воздух обжег Иримэ.
Вид и ощущение ярости и могущества, струящиеся сквозь бесстрастного внешне, но горящего изнутри живым пламенем принца по-настоящему испугали. Эльфийка отшатнулась, словно получила пощечину.
— Простите мою дерзость, милорд.
— Выметайся, — жестко отрезал, не желая продолжать.
Женщина послушно тронулась к выходу, но на пороге все же выплеснулась ядом:
— Ты — эльф, она — смертная. Ваше счастье будет коротким.
Спустя секунду дверь с силой захлопнулась.
Привалился к креслу, неторопливо коснулся перебинтованной груди.
Иримэ явилась сама. Предложила залечить раны целебным артефактом и заверила, что после — сразу уйдет. Обещания не сдержала, понадеялась соблазнить. В итоге отношениям пришел бесповоротный конец.
Тем лучше, не придется делать этого дважды.
Вытянул руку. Замер. Всмотрелся.
На тыльной стороне ладони, расползаясь подобно извивам вьюна, расцветал неповторимый узор, сияющий бледно-голубым светом. Он окутал всю левую ладонь и вскоре должен был перекинуться на правую.
Издревле Перворожденные называли их знаками принадлежности второй половинке. Если знак проявлялся, это служило доказательством того, что эльф встретил истинную пару. Точь-в-точь такой же, нежно-розового, с переливами персиковых тонов рисунок должен «расцвести» на руках мелиссе.
Впрочем, Изабелла происходила из народа людей, и Агарвэн мог только догадываться — проявятся ли у девушки эльфийские метки. Если этого не случиться, он будет носить знаки истинности за них обоих.
Не суть важно. Важно, что Он ее нашел.
… За пару часов до рассвета принц спустился к городским окраинам в поисках места прорыва анимагов.
Таковое обнаружилось близ заброшенной мельницы. Влево и вправо разбегались золотистые переливы защитного купола, а тут в барьере зияла самая настоящая «дыра». За ней белел неприветливый лес, рядом поле в сугробах. Вокруг мертвая тишина, но лишь визуально.