— Девушка слаба, — сказал он твердо, — ей не место на моем курсе. Ее сломают. Ее сгнобят. Я отбирал сильных. Самых сильных из всех адептов. А вы мне предлагаете сделать боевика из слабой кошки. Будь она еще хотя бы рысью, я бы не стал так упираться.
Ректор Барлоу смерил декана пристальным взглядом и произнес:
— Бессмысленно упираться, Торн. Мисс Кейра Конрад будет учиться на твоем курсе. И точка. Никаких переводов. А ты уж постарайся и сделай все от тебя зависящее, чтобы она стала сильнее. Ей, как Хранителю, это теперь жизненно необходимо.
Алекс стиснул зубы так сильно, что на скулах обозначились желваки.
— И да, — взглянул в глаза собеседнику Лис, — присмотри за ней. Это приказ и его я тоже не советую обсуждать. Я хочу, чтобы ты оберегал нашу кошку и ее камень. Нам еще не хватало повторения того, что случилось с Аидой.
— Но это невозможно, — было ответил Торн.
- Это не обсуждается, — четко и грозно прорычал Барлоу. — Я старший Хранитель. Не вынуждай меня применять силу камня, чтобы заставить тебя повиноваться, Торн.
Алекс прищурил глаза. Внутри него полыхал огонь. Гнев, злость, желание сопротивляться, все смешалось, грозясь выплеснуться наружу. Но он нашел в себе силы и подавил вспышку раздражения.
— Вот и хорошо, — проговорил ректор, следивший внимательно за выражением лица волка. — Я вижу, мы друг друга поняли. И да, мне не хотелось превышать свои полномочия, Торн. Но ты сам вынудил меня это сделать.
Алекс ничего не ответил. Лишь сказал, меняя тему:
- Мы проверили следы странной мыши, за которой гонялась адептка Конрад.
— И? — с видимым облегчением отозвался Барлоу. Он устал уговаривать и приказывать. Волк был упрям и своенравен. Хотя, в чем-то прав.
— Волняло оборотнем. Мышонок был не простой. Стоит быть внимательнее и поставить следящие руны по всему периметру академии.
— Думаешь, это как-то связано с убийцей Хранителей? — тихо спросил Лис, и Волк кивнул в ответ.
— Хорошо. Распоряжусь немедленно сделать так, как ты сказал, — пошел на уступки ректор. — А ты, будь любезен, присмотри за нашей новенькой. Девушка совсем молодая. Как бы не натворила дел.
— Я присмотрю, — через стиснутые зубы проворчал Торн. — Теперь я могу быть свободен? — уточнил он.
— Да, — кивнул Барлоу и отвернулся к окну, слушая удаляющиеся шаги декана.
Лис еще немного постоял, глядя, как ветер швыряет дождевые капли в стекло, затем вздохнул и погладил пальцами камень в своем перстне. И он отозвался привычным теплом, даря мужчине ощущение покоя и умиротворения. Того, что ему было просто необходимо.
За окнами экипажа лил дождь. Он барабанил по крыше, словно просил, чтобы ему открыли дверь и впустили внутрь. А ветер, порывы которого порой качали экипаж, свистел заунывную песню, срывая листья с деревьев, что росли вдоль дороги, по которой канцлер Рихард Вудхауз ехал домой.
Положив руки на трость, он задумчиво смотрел прямо перед собой. Пейзаж, тонувший в темноте и ливне, его не привлекал. Сколько раз уже он проезжал этой дорогой, не счесть. Казалось, каждое дерево ему было знакомо. Да что там дерево, каждый куст у обочины.
Вот впереди задрожал качающийся свет. Магический фонарь вырвал клок темноты и скрипя проводил удаляющийся экипаж, чтобы снова заплакать под очередным порывом ветра, того и гляди, грозившего сорвать его с ржавых петель.
Когда на крышу кареты упало что-то тяжелое, канцлер сперва решил было, что это ветка дерева, или что-то подобное, оторванное ветром. А затем услышал крик возницы и, мгновение спустя, лошади понесли. Мужчина сориентировался в считанные секунды. Трансформация тела была частичной и с сиденья поднялся уже не человек, но нечто подобное. Крысиная голова с длинными усами, черные глаза поблескивают, а пасть оскалена угрожающе, сверкая мелкими острыми зубами из которых выделялись передние, более крупные и острые. Лапы, некогда бывшие руками, крепко сжимают трость. Когда по крыше снова что-то с силой ударило, он пригнулся, готовый атаковать пока незримого противника.
Карета неслась. Обезумевшие от страха лошади дергали экипаж из стороны в сторону. Крыса втянула носом воздух, уловив металлический аромат крови и еще чего-то незнакомого. Воняло кошачьей шерстью. Знакомый запах, но смешанный, не чистый. Словно к нему добавили немного от псины и гуано летучей мыши, и присутствовал оттенок примата и даже какой-то птицы, но едва различимый. А Вудхаузу сейчас было не до подобных размышлений.