С ним впервые она познала ревность. Еще являясь ему во снах, стараясь не вторгаться в реальность, она видела его совокупления с другими, и безумно хотела оказаться на их месте. Только сейчас, она могла себе признаться, что из-за этого и нарушила первоначальный план, и появилась вначале в баре, но ей стало мало, и она возникла на пороге академии. Уже тогда, еще не отдавая себе отчета, она хотела занять собой все его время, чтобы больше никогда не смел прикасаться ни к кому кроме нее.
Надо признать — она больна, им, одержимо, безнадежно. Ранее она открыто потешалась над людскими чувствами, казавшимися несусветной глупостью. Теперь же весь коктейль человеческих эмоций накрыл ее с головой. Заставив в полной мере ощутить весь рай и ад, одного слова «любовь», за которым, как оказалось, скрывался неизведанный мир волшебства. И скоро он для нее рухнет навсегда, обратной дороги нет.
Расправив крылья, смахнув слезу, еще одна странность, до этого, она ни разу не плакала. А сейчас эти маленькие соленые капли, падающие из глаз, имели вкус ее отчаяния. Она летела в их дом. Можно было спрятаться, переждать время, и появиться в решающий момент. Но нет, даже сейчас она готова рискнуть, лишь бы выиграть еще несколько дней рядом с ним. Последних дней…
Она жала дома, надев рубашку своего мужчины и уткнувшись лицом в подушку, вдыхая его аромат. Как же она тосковала, и снова не узнавала себя. Как преданный пес она ждала художника. Получается, она сменила одного хозяина на другого? А как же свобода? А зачем она без Армана?
Он появился через двое суток, в каких-то лохмотьях, грязный и невероятно красивый. Он пах лесом, волками и своим особенным запахом, который пьянил и кружил голову. Он пробирался в сердце, щекотал нервы, и пробуждал желание, которые способен был утолить только художник.
Арман ощутил ее присутствие сразу, долго смотрел не мигая, в глазах боль, обида и… радость. Он был рад ее видеть, не взирая ни на что. Значит, у нее есть шанс провести с ним последние дни, прежде чем, пропасть межу ними станет огромной непреодолимой зияющей пустотой.
— И как тебя теперь называть, Шайна или Жизель? — он взял стул, поставил его ближе к кровати и устало сел.
Глава 35
Последние два дня глаза открывались, правда зверски избивала его. Так что в итоге острота восприятия притупилась. Художник был измотан, потерян, растоптан. И все же поднимаясь домой, больше всего он надеялся увидеть ее. Ту, что без спроса украла его жизнь, изменила под себя.
Последние дни сожрали все эмоции, так что он смог лишь опуститься на стул. Даже самый отъявленный злодей заслуживает последнего слова, тем более его заслуживает она. Он выслушает ее, и после вычеркнет из жизни. Что будет потом? Арман боялся об этом думать.
— Жизель — мое мирское имя, одно из… Шайна, так меня называют оборотни, — она осталась сидеть на кровати, но ее глаза были устремлены на него. Художник даже на мгновение подумал, что она рада его видеть. Но потом напомнил себе — все ложь. Это непонятное существо соткано из лжи.
— Какого ты вообще возникла в моей жизни? Кто дал тебе право решать, обращать меня или нет? По какому праву ты вторглась, разрушая все? — он говорил устало, но уже ощущал, как в душе начинает подниматься волна гнева.
— Что я разрушала, позволь узнать? — она улыбалась, соблазнительно, порочно, ничуть не раскаиваясь в содеянном. Точно. Она считает, что поступила правильно. Никаких угрызений совести. Ничего. — Ты влачил существование, которое сложно назвать жизнью. Ты уходил в закат. Твой талант угасал. И посмотри теперь на себя, твое имя у всех на устах. Ты творишь, и расцветаешь, — Жизель медленно подползала к нему, грациозно, как кошка. Движения завораживали, а тело по-прежнему манило.
— Не тебе судить о моей жизни. Я никогда бы по доброй воле не позволил сделать себя чудовищем. Лучше, так как раньше. Тогда я принадлежал себе, — он вскочил, опрокинув стул. Сделал несколько шагов назад, она была слишком близко, ее запах щекотал ноздри. Еще немного и пьяный дурман одолеет его. Власть похоти победит над разумом. Теперь он боялся дьяволицу. Она все еще имела сильнейшую власть над ним.
— Арман… — она облизала губы, медленным головокружительным движением, — Уверен в этом?
— Да! — только это да прозвучало слишком жалко.
Жизель встала в полный рост на кровати, и позади нее показались черные крылья, лицо изменилось ровно настолько, чтобы она предстала перед ним музой. Точно такой образ он увидел впервые в своих снах и потерял голову. Он был зол, ненавидел ее, презирал себя, но, не взирая, ни на что, не мог отвести взгляда. Жизель была божественная, окруженная черным ореолом бархатных крыльев, она была нереальной. Оживший плод его фантазий.