Вообще-то мне не очень хотелось, чтобы с меня что-то «снимали». Вдруг — все?! Но возражать при таких странных обстоятельствах… Тем более что Ташаир даже не потребовал расстегивать пуговки на моей рубашке. Он вытащил из внутреннего кармана куртки нечто похожее на большой сотовый телефон и развернул его как карточную колоду. Выпятив нижнюю губу и бормоча что-то себе под нос, он выбирал черные пластины «карт» и раскладывал их на столе передо мной.
— Вот, — наконец сказал он и поменял местами две «карты». — На эти сенсоры вы должны положить ладони…
— Ты, поправила я. — Давай на «ты». Для простоты.
— Ага, — кивнул он. — Э-э-э… Сюда ладони положи. Теперь…
Он принялся тыкать пальцами в свободные от моих рук пластины, и они начали мерцать разными цветами. Даже серо-буро-малиновый мелькнул.
— Вот… — удовлетворенно произнес Ташаир, и в его руке появился листок бумаги. — Только, девчата, никому об этом! Из лаборатории выносить нельзя…
— Поторопись! — нахмурилась Армида. — Голодным останешься!
Сверяясь с листком, он принялся быстро нажимать на цветные пятна.
— На ноутбук похоже… — не удержалась я от комментария.
— А что это? — спросила Стрелка.
— Покажу потом…
Ташаир секунд тридцать смотрел на меня через свой непрозрачный монокль, а потом кивнул:
— Все. Теперь…
Руки с пластин я не убирала. Команды не было — так чего ж суетиться? А Ташаир пристроил на синее пятно одной из «карт» маленький кристаллик с дыркой, провел над ним ладонью, положил этот кристалл передо мной и довольно улыбнулся:
— Все! Очень четкие координаты! Теперь надо стереть первичку, а то заметит кто-нибудь. Проблем не оберешься…
— Стой, Таш! — остановила его Стрелка. — Это еще не все! Она видела подпись ректора…
Возникшей немой сцене было далековато до «Ревизора».
***
Возникшей немой сцене было далековато до «Ревизора». Слишком разношерстная подобралась публика, и никакой согласованности! Хорек, смывшийся с моих колен еще до раскладки «карт» и бегавший по стенам наперегонки с глоиром, хотя бы посмотрел в нужную сторону — на меня. Армида поднесла ложку ко рту и зависла, уставившись на Таша. Сам Ташаир дарил ей ответный и довольно плотоядный взгляд. Хотя не совсем понятно, что его привлекло: ложка с паштетной горкой или голова Армиды? Но у перечисленных персонажей хотя бы были открыты рты. А вот Белка и Стрелка улыбались и довольно смотрели на Таша и Армиду.
Нет. Не «Ревизор»!
Да я и сама испортила всю сцену — задала интересный лично мне вопрос:
— А что здесь такого? Я и самого ректора видела.
Таш длинно сглотнул и сказал:
— Ректора все видели. Некоторые по несколько раз. А ты, Таня, готова добровольно скопировать подпись? Вообще-то ее студенты видят только один раз. На дипломе об окончании Академии. Но она сразу исчезает, не теряя силы.
— Как-то все это… — засомневалась я. — Наверняка…
«Незаконно, — подсказал хорек и запрыгнул ко мне на колени. — Но ты можешь не беспокоиться. Я расскажу… Аты гладь меня, гладь!»
«С ума спрыгнул? — поинтересовалась я мысленно. — Руки заняты!»
«Не руками. И разреши снять подпись…»
— Ну, раз надо… — произнесла я вслух. — Копируй!
И закрыла глаза.
Позже девчонки с восторгом рассказали, что я целую минуту пребывала в трансе, а Таш едва не упал в обморок вслед за мной. Но устоял. А я тогда мысленно гладила мягкую, атласную шерстку хорька и млела. Наверное, это и помогло. Я легко выудила из памяти лист договора, слегка повернула его, и подпись ректора засветилась синим на совершенно чистом листе.
Хорек тихонько чирикал на моих коленях, а я, словно через шум и треск, но очень отчетливо слышала: «Десятки лет копию подписи ректора будут хранить, передавать из рук в руки, но не используют. «Орден подписи» обладая этим могучим артефактом, будет постоянно желать применить его и каждый раз находить иной выход. Подпись ректора никогда не покинет пределов Пирамиды».
Потом, перед сном, хорек заявил, что не произнес ни слова, а все откровения — мои личные проблемы…
Когда я открыла глаза, Таш, раскрыв рот, смотрел через монокль на совершенно прозрачную пластинку. Раза в четыре меньше, чем предметное стекло микроскопа. А держал стеклышко он так, словно открыл и изучал новую форму жизни.
Я сняла ладони с черных пластин и принялась одной гладить хорька, а другой чесать свой нос. И хорек среагировал положительно: «Так лучше!» А я расстроилась. Опять хорек!
— Тебя зовут Бакс!
«Да я и не обижался! — заверил он. — Но так, конечно, круче! Я — Бакс!»