Безумный бег времени прекратился, и теперь минуты лениво сменяли одна другую. Поднимающиеся от сковороды ароматы вплетались в расслабляющую атмосферу кухни, дарили ощущение уюта и, странным образом, защищенности.
Внезапный вскрик и последующий за ним грохот разрушили магию момента. Заставили вздрогнуть и испуганно глянуть на лернат. Одна из них — судя по всему, тоже поддавшись сонливости, — задела корзину с еще не чищенным картофелем и опрокинула ее. Белые клубни, точно мячики, тут же раскатились по кухне. Несколько из них мягко ткнулись в мои туфли.
— Простите, — пробормотала девушка, принимаясь ловить сбежавшие овощи.
Я присела и подняла те, что оказались возле меня. Закинула их в корзину и, повернувшись обратно, успела заметить отскочившую от печи лернату. В душе похолодело.
— Директор Мак-Фордин просила передать, что ее предложение остается в силе, — усмехнулась она.
Потом ловко накинула «ведьмино лассо» на разбросанный картофель и стянула его на место. Я же кинулась к печи, но не успела. От сковороды повалил фиолетовый дым, а в следующий миг ужин для магистров взорвался, забрызгав густой подливкой половину кухни.
— Дельвар что-то кинула в соус! — в один голос закричали лернаты, едва завидев Мерулу.
ГЛАВА 10
Мерула Найрин не стала слушать моих объяснений, не дала даже защититься. Разозленная устроенным погромом, она едва сдерживалась, чтобы не сорваться на крик. Попытки переключить ее внимание на изумрудов тоже потерпели крах. Каждый раз, когда Мерула поворачивалась к ним, гарпии строили настолько невинные лица, что поверить в их причастность было невозможно. В остальное время они гадко улыбались, поглядывая на меня из-за спины кухаря, и с видимым наслаждением слушали, как меня отчитывают.
Никогда прежде — даже в поместье Мак-Моров — я не чувствовала себя настолько беззащитной. И собственное бессилие злило. Оно полыхало в груди холодным огнем, ощущалось щекоткой под ребрами и покалыванием на кончиках пальцев. Мне хотелось защититься, хотелось воззвать к справедливости и заставить изумрудных лернат понести наказание… только я не представляла, как это сделать.
— Я доложу о случившемся директору Мак-Фордин, и уже она назначит тебе наказание, — пыхтела, будто закипающий чайник, Мерула. — А теперь вон с моей кухни! И появляться здесь больше не смей!
Подгоняемая криками кухаря и гадкими улыбочками лернат, я вышла в трапезную. Огляделась, желая увериться, что никто не видел столь унизительной сцены, и спешно — едва ли не бегом — покинула помещение. Однако уйти далеко не получилось.
Я миновала всего два коридора и одну галерею, как из-за поворота возник Арден и преградил мне дорогу.
— Привет, молчунья, — улыбнулся он.
Я же мысленно застонала. Встреча с наследником Шантаров — последнее, чего бы мне сейчас хотелось. По правде сказать, я бы предпочла, чтобы он держался от меня как можно дальше. Но, судя по всему, разбуженному интересу Арден мог противостоять не лучше, чем я — светлым порывам. Мы оба были заложниками наших сущностей.
— Яркой вам луны, артиэлл, — произнесла я, заставляя собственный голос звучать почтительно. Забывать о разнице наших статусов опасно: в академии он артиэлл, я — всего лишь сэла.
Арден неодобрительно прищурился и сократил между нами расстояние. Причем настолько, что, заметь нас кто со стороны, сплетен о любовной связи между нефритом и халцедоном не избежать. Вот только во взгляде колдуна не было страсти — скорее, болезненный интерес, иссушающая нужда. И это пугало даже сильнее.
— Каково это? — выдохнул он, шевеля дыханием мои волосы. — Каково притворяться, будто ты ниже меня по статусу?
Грудь сковало льдом страха, перед глазами поплыло, но внешне я не дрогнула — знала это, чувствовала застывшую на лице маску холодной сдержанности.
— Твои руки, твоя осанка, твоя манера держаться… слишком много в тебе от артиэллы, чтобы ошибиться. Так кто же ты?
— Кажется, еще вчера вы желали самостоятельно найти ответ на этот вопрос, — я позволила себе ничего не значащую улыбку, пустую и отстраненную.
Всего лишь приличествующее ситуации поведение, но взгляд Ардена зацепился за нее, задержался на моих губах дольше, чем того дозволяют правила.
— Даже твоя улыбка идеально выверена, — произнес он. — Я вижу каждую эмоцию, которую ты хочешь передать. Они слишком чистые. Нет смазанности, нет жеманства, нет чрезмерной манерности. Каждое движение отточено настолько, что становится естественным. Такое возможно только в древних родах. Но ты халцедон… Халцедон из древнего рода. Пятно на чести семьи.