Последние слова задели, и я едва сдержалась, чтобы не отвернуться. Но сейчас это было бы непростительной ошибкой. Он смотрит. Ждет. Ловит каждую эмоцию. И я не могу попасться так глупо — я не проиграю.
— В тебе столько выдержки, — Арден наконец отвел взгляд от моих губ и посмотрел в глаза. — Если бы ты была нефритом, ты стала бы драгоценностью, украшением рода. Могла бы возвысить его, наделить еще большими влиянием и силой.
Каждая фраза ранила иглой. Тонкой, острой, длинной — она проникала под кожу и оставляла после себя кровоподтеки. Вот только не на моем теле — на моей душе.
— Но Полуночная Матерь отвернулась от тебя. Ты проклятая дочь древнего рода. Рожденная править, но лишенная короны…
На последних словах, боюсь, выдержка все же изменила мне, и я дернулась в попытке увеличить дистанцию.
— Я не понимаю ваших речей, артиэлл. Прошу простить, но вынуждена…
— Не понимаешь? — перебил Арден, дернув уголком рта.
Против воли я проследила за этим жестом.
— Родись ты нефритом, наши судьбы переплелись бы в полотне Полуночной Матери. Как бы ни назывался твой род, он из древних — а значит, ты могла бы стать моей. Но вместо этого тебе предначертано носить на пальце халцедоновое кольцо. И теперь два жалких изумруда гонят тебя, словно охотничьи псы — лисенка. Полуночная Матерь действительно бессердечная дрянь.
— Ч-что?
Нет, меня насторожили не оскорбления покровительницы темных, а упоминание зеленых лернат. И Шантар понял мой вопрос правильно.
— Я видел тебя, — пояснил он. — Стучащую в дверь кухни, взволнованную, но держащую спину прямо. Гордую и упрямую. А через пару минут я заметил Аливеру и Милантэ, идущих следом. Маленькие гарпии Мак-Фордин — так их называет директор, так они зовут себя сами. Лицемерные, хитрые паршивки, почти неуловимые в своих подлостях. Мне стало интересно, что же они устроят на этот раз, и я оставил соглядатая, — Арден с лукавой улыбкой достал из кармана маленький мутно-желтый камень.
Я не поверила собственным глазам.
— О, вижу, ты узнала вещицу. Да, моя молчунья, это Видящий камень. Было несложно под пологом отвода глаз пробраться внутрь и оставить его на одном из стеллажей. А после, когда крики стихли, вернуться и забрать. С ним можно доказать твою невиновность, дать отпор не только Аливере и Милантэ, но и самой Мак-Фордин.
Я смотрела на Видящий камень словно зачарованная. Чувствовала, что все сказанное нефритом — правда. И понимала главное: Арден не отдаст мне ключ к спасению просто так. Переведя взгляд с камня на лицо колдуна, я вновь утонула в его темно-синих, словно океан, глазах и спросила:
— Чего вы хотите, артиэлл?
Арден не спешил отвечать. Скользил по моему лицу взглядом, точно пальцами, и улыбался.
— Как тебя зовут?
Вопрос удивил. Настолько, что, растерявшись, я ответила:
— Илэйн.
— Илэйн, — повторил он тихо.
И впервые мое имя прозвучало так нежно. Кажется, будто срываясь с губ Шантара, оно становилось другим — мягким, загадочным… желанным. Никто, даже Лангария до моего проявления, не произносил его так.
— Расскажи мне о себе, Илэйн, — дыхание Ардена скользнуло по моей щеке.
Он по-прежнему стоял слишком близко. Я чувствовала исходящий от него запах мореного дерева, сырой земли и металла. Терпкий, чуть резковатый — такой аромат мог принадлежать только очень сильному колдуну. Но в Ардене привлекала не сила, не щедрый дар, полученный им от Полуночной Матери, а что-то едва уловимое — что-то, чему не получалось подобрать определения.
— Это плата?
— Нет, — Арден качнул головой, — просьба. Кто ты? Откуда? Почему изображаешь сэлу?
— Я сэла…
— Не ври мне, Илэйн. Ты должна была стать черной жемчужиной — украшением своего рода, но что-то пошло не так. Что же? Звезды? Проклятье?
Я молчала. Не сводила с Шантара напряженного взгляда и не шевелилась. Колдун нахмурился.
— Ты боишься меня?
— Не понимаю, — ответила честно. — Какой интерес может быть у нефрита к халцедону?
Арден хмыкнул.
— Мне неважен цвет камня на твоем пальце.
— Именно поэтому вы так любезно напомнили мне, что я позор и проклятие рода? Бросьте, артиэлл, назовите свою цену, и покончим с этим. Что вы хотите в обмен на Видящий камень?
Синие глаза прищурились.
— Камень — единственное, что тебя интересует? Как и остальные, печешься лишь о собственной выгоде?
— Вы говорите так, словно порядки темных вас не устраивают, — я снова позволила себе вежливую, чуть отстраненную улыбку.