Имоджин снова ухмыльнулась, потягивая вино. Двусмысленно получилось. Интересно, здесь есть какие-нибудь цензоры из Управления безопасности? Или их еще не успели натаскать на поиск крамолы против Сиятельных? И прибыли ли гости? До сих пор она видела только студентов и преподавателей Академии.
Главная дверь зала была распахнута настежь. Студенты по одному проходили внутрь. Кто-то выскальзывал в коридор — то ли подышать прохладным воздухом, то ли проверить, не пришли ли долгожданные родственники. Но оказывались уже не в гостиной факультета, а на широкой площадке, от которой отходило три коридора.
Алессар так и не появился, когда заиграла музыка.
— Танцуйте так, чтобы Сиятельным было приятно на вас посмотреть, — напутствовала рейсте Корайен. — А позже по распоряжению Канцлера мы проведем игры, где победит достойнейший.
Позже? То есть — прямо сегодня? И в чем же должны заключаться эти игры?
Имоджин поспешно допила вино, и пустой бокал растаял у нее в руке, избавляя от необходимости искать, куда его поставить.
А к ней уже направлялся Эртен.
Стало не по себе. Дядю Эрдалона включили в Совет Двадцати, он стал одним из тех, кому теперь принадлежала вся власть в Алгимире, а Эртен его сын, и если он сейчас прикажет Имоджин что-то... то она не сможет ослушаться? Брр, ну и мысли лезут в голову. Она прислушалась к эмоциям кузена, но не ощутила ничего подозрительного. Кажется, он боялся даже сильнее, чем Имоджин.
Но внешне никак этого не показывал.
— Любезная кузина, — произнес он со светской улыбкой, склонив голову. — Позвольте вас пригласить.
Если бы посреди зала возникла Госпожа инниари, чтобы пригласить ее на танец,
Имоджин удивилась бы меньше. Однако лишь вежливо кивнула и вложила руку в ладонь Эртена.
Музыка раскручивалась спиралью, тревожно и высоко вскрикивая скрипками. Аккорды рвались прочь из выверенного рисунка мелодии и хлестали с оттяжкой пронзительными отзвуками. И торжественный строгий ритм резко контрастировал с ними своей плавностью и неспешностью.
Эртен умело кружил Имоджин, как делал это десятки раз в прошлой жизни, когда дядюшка приглашал домой учителя танцев.
— Прекрасно выглядите, дорогая кузина, — учтиво сказал он наконец. — Приятно видеть, что вы, как и остальные добропорядочные граждане, радуетесь возвращению Сиятельных, да не оставит вас их благодать.
От него веяло нервозностью. Имоджин становилось все сложнее скрывать недоумение.
— Желаю и вам того же, дорогой кузен, — отозвалась она, не зная, что еще сказать.
— Праздник прекрасен, но он не ограничивается бальным залом, — продолжал Эртен. Канцлер прибудет через полчаса, и начнутся игры. Чтобы победить, придется покинуть зал.
— И какими же будут условия игр?
— Это держат в секрете, — ответил Эртен. — Команд будет несколько. Под игры отведут весь верхний этаж, но играть будут не только там.
Так. А не пытается ли он о чем-то предупредить?
В эмоции кузена тонким комариным писком вплелось досадливое нетерпение. Зудящее, точно надоедливое насекомое, оно кричало: «Ну же, соображай!» Или Имоджин только почудилось? Однако Эртен волновался. Это она могла сказать точно.
И что он пытается донести? Что прибытие Канцлера, а затем игры — это отвлекающий маневр? Что-то такое говорил и Альграт. Значит, основное действо будет происходить далеко от бального зала?
— И каким же командам придется играть отдельно от остальных? — поинтересовалась Имоджин. — Наиболее привилегированным?
Ей показалось, что в эмоциях кузена появилось облегчение.
— Именно так, — ответил он. — Я бы сказал — игра этой команды понравится Сиятельным больше всего, потому что игроки будут сражаться с их именем на устах...
— Ну а если все остальные тоже используют эту хитрость?
Имоджин слегка сощурилась, глядя Эртену в лицо. Подол платья закручивался вокруг их ног, когда он кружил ее все быстрее, повинуясь музыке, вышедшей из берегов и бьющейся в высокие своды зала, как штормовое море. Промелькнуло недовольное лицо Лилайн.
Зачем он все это говорит? Зачем ему предупреждать своих противников?
— Боюсь, им не удастся, — усмехнулся Эртен. — Сиятельные умеют чувствовать фальшь. И сурово за нее наказывают.
И он выпустил Имоджин из объятий. Они стояли у стены. Мелодия закончилась финальным аккордом — долгим, протяжным, тающим и рассыпающимся на тысячи осколков, теряясь среди толпы.
Прежде чем Имоджин успела спросить хоть что-то, к Эртену подбежала Лилайн и потащила его к столику со сладостями. Игла большого старинного патефона царапнула по пластинке, и началась новая мелодия.