Альграт сделал в рассказе паузу, покачал головой, словно сам не веря в собственные слова, и отпил из своего бокала.
— Попробуйте, Имоджин. — Взгляд его из отстраненного стал сосредоточенным, и она вновь ощутила себя в центре пристального внимания. — Канцлер знает толк в напитках.
За нашу победу!
Он поднял бокал, и Имоджин ничего не оставалось, как легко коснуться его своим. Стекло тихо звякнуло.
Бренди. Кажется, это был бренди. И он действительно оказался неплохим. Имоджин почувствовала, как по телу разливается тепло, а голова начинает слегка кружиться.
— Я все еще не верю, что это победа, — пробормотала она.
Перед глазами проносились картины прошлого и фантазии о будущем. Что значила эта победа? Что вообще значила победа, если сама битва затронула Имоджин лишь краем, скорее напугав, чем навредив?
Наверное, свободу... Еще больше свободы — от опасений, страхов, дурных предчувствий и ожидания, что вот-вот явится кто-то более сильный и отберет все, что тебе дорого.
Магию.
Или всю привычную жизнь.
Как отняли ее у пленного Сиятельного.
Имоджин не знала, почему вдруг подумала о нем. Но теперь, когда закат эпохи Сиятельных уже не терялся во тьме неизвестности, его личность казалась еще интереснее. Почему все остальные просто утратили свои сверхъестественные возможности, а он превратился в живой труп? Почему под Академией? Как простые маги могли победить и почти уничтожить божество?..
Альграт молчал, потягивая бренди и размышляя о чем-то. Наверное, строил планы. Как объявить о том, что Часы инниари больше нет смысла искать, а может — что делать дальше со страной. Ведь сопротивление умудрилось быстро и бескровно заполучить контроль над всей Алгимирой. И судя по тому, что Альграт мог спокойно пить бренди в кабинете главы государства, он занимал в сопротивлении не последнее место.
— Этот пленник, — наконец заговорила Имоджин. — Это же он помог создать Часы инниари? И с ним расправились другие Сиятельные?
— Может быть, — отозвался Альграт. — Если мы и узнаем правду, то не скоро. Но похоже на то. Они не могли убить его, сумели только обезвредить. Но было уже поздно. А потом, когда Сиятельные лишились власти, его спрятали в Академии, чтобы попытаться спасти...
— И заковали в цепи?
— В цепи его могли заковать позже. Потомки, которые ничего не знали. Вашему предку и его соратникам было известно куда больше об информационном поле, о Сиятельных. Но он сумел уничтожить это знание.
Альграт говорил все медленнее, все тише, расслабленнее, и голос все сильнее падал до полушепота. Словно собеседник впал в ленивую полудрему. Добился всего, чего хотел, и поглядывал на свои владения из-под полуопущенных век.
К владениям, несомненно, относилась Алгимира и канцлерский кабинет. Но вот Альграт искоса посмотрел на Имоджин — и ей почудилось, что ее тоже записали в число трофеев.
Эй, не рановато ли?
Она только собиралась съязвить на эту тему, как Альграт резко проснулся, сверился с часами и вскочил.
— Пора, — сказал он. — Пойдемте. Расскажем прессе о Часах и поставим точку в перевороте.
— Прессе? — заинтересовалась Имоджин. — О-о-о... Мне прямо интересно послушать! Неужели вы собираетесь с ними разговаривать, а не. ну, как обычно?
Ответом служил взгляд, полный искреннего недоумения.
— Что вы имеете в виду? — недовольно уточнил Альграт.
— Да так, — улыбнулась Имоджин. — Ничего.
Эпилог
Дом прятался в глубине разросшегося сада. Ограду, которая когда-то угрожающе топорщилась острыми пиками, оплел плющ. Его кожистые темно-зеленые листья поблескивали, мокрые от пропитавшей воздух мороси.
Сад облетал. Дорожки и клумбы покрывал ровный слой желтовато-рыжей листвы. Поредевшие кроны просвечивались на фоне серого неба, цепляясь за ушедшее лето, но неумолимо увядая. Сквозь них виднелась неприступная каменная громада — темно-серая, под стать этому небу и этим шпилям ограды, увенчанная такими же острыми шпилями, но побольше, глядящая на мир узкими окнами в фигурных решетках.
От нее буквально веяло негостеприимностью.
— Вы знаете, как снимать консервирующие чары? — спросила Имоджин. — Хотя. похоже, что сад ими не защищен.
Иначе он бы не разрастался, а деревья никогда не желтели. Осознав это, Имоджин коснулась ворот, и они распахнулись перед ней, точно приглашая внутрь.