— Так, — я с хлопком закрыла книгу. — Элиот, прошу, даже не смей сейчас ничего говорить про какие-то чувства и прочую ерунду. Иначе я, как максимум, сойду с ума или, как минимум, в тебе разочаруюсь. Давай лучше поговорим о чем-то более реалистичном и вменяемом. Например, о зубокрылах.
Элиот обиженно поморщился и произнес:
— Как скажешь, но к этому разговору мы еще вернемся.
Это прозвучало, как угроза, поэтому я искренне понадеялась, что этого разговора никогда не состоится, потому что в противном случае я не смогу отшутиться, а портить отношения с Элиотом мне не хотелось.
Беседа про зубокрылов у нас тоже не получилась. Элиот прочел несколько глав, что-то записал в свой конспект, а потом, сославшись на дела, ушел. Оставшись в одиночестве, я почувствовала облегчение. Все-таки присутствие Элиота было тяжелым, казалось, его сложный характер сгущает воздух, делая его непригодным для свободного дыхания.
Когда я вернулась в комнату, я поняла, что Эсма никуда не ушла. К счастью, мужчины при ней тоже никакого не было. Это хорошо, потому что я морально не подготовилась к тому, чтобы выкидывать из комнаты очередного проходимца.
Эсма лежала на кровати с открытыми глазами, но не шевелилась. Когда я зашла, она даже не посмотрела меня, продолжая пялиться в потолок и что-то нашептывать.
Снова кольнуло неприятное беспокойство, когда я уловила в комнате сладковатый цветочный аромат, а потом заметила и его источник.
На столе лежали распустившие соцветия без стеблей, представляющие собой нежно-синие лепестки, которые окаймляли черную сердцевину цветка. Большинство соцветий находилось в небольшом шелковом коричневом мешочке, но часть лепестков рассыпалась по столу.
Я вгляделась в цветки, пытаясь понять, что это за растение, но его я видела впервые.
— Эсма, — я развернулась и подошла к сестре. — А что это за цветы? Не замечала за тобой пристрастия к флористике. Эсма? — я поняла, что сестра мне не отвечает.
Я потрепала её за плечо, и наконец она повернула ко мне голову, но слишком медленно, будто её реакция была заторможенной. Я невольно вздрогнула, когда увидела её глаза. Зрачки Эсмы были ненормально расширенными и почти поглотили всю радужку своей чернотой.
— А… Ты верну-улась? — спросила она.
— Эсма… — я не знала, как вести себя в этой ситуации. — Что ты… Что за цветки на столе?
— А это моё. — она беззвучно затряслась, и я не сразу поняла, что она смеется, настолько безумным у неё был вид. — Это малисы.
— Что за малисы? — спросила я, пытаясь запомнить незнакомое название, чтобы потом найти про него информацию.
— Ну, малис это такой редкий цветок, который расслабляет меня. Но ничего серьезного и страшного. — К счастью, Эсма говорила пусть и отчужденно, но хотя бы связно. — Не надо так пугаться, Кора. Ты такая бледная сейчас, будто я призрак…
Эсма облизала свои пересохшие губы, и я заметила, что язык у неё такого же синего цвета, как и лепестки на столе.
— Поверить не могу… — выдохнула я, пытаясь справиться с потрясением. — Вместо учебы ты объедаешься какими-то психотропными цветами и валяешься в невменяемом состоянии. Эсма, что ты творишь? Тебе не кажется, что все зашло слишком далеко?
Эсма приподнялась и села на кровати, шлепнув своими босыми ногами о ковер. Она надула губки и с привычной недовольной интонацией сказала:
— Лина, хватит лезть не в свое дело.
— Ну уж нет, я так просто это не оставлю. — взвилась я.
— И что ты собираешься делать!?
— Ну для начала я избавлюсь от этого растения. Чтобы я больше эту дрянь в нашей комнате не видела. — Я направилась к соцветиям, намереваясь их выкинуть, но Эсма вдруг взвизгнула:
— Не смей! Не смей к ним прикасаться!
Она бросилась к столу, схватила мешочек и собрала рассыпанные лепестки, потом обвела безумным взглядом стол и пол под ним, видимо, проверяя, не осталось ли ничего упавшего. Потом сестра засунула мешочек в вырез платья.
— Нет, — она повернулась ко мне, тяжело дыша. — Просто не лезь в это, Кора. Если ты начнешь что-то делать, куда-то идти, кому-то рассказывать, то у меня начнутся неприятности… Да-да, — она с горячностью зашептала, — неприятности… А мои неприятности — это твои неприятности. Я потяну тебя за собой…
— О чем ты говоришь? — спросила я. — Эсма, во что ты вляпалась? Посмотри на себя. То, что сейчас с тобой происходит, это ненормально.
— Нет, это нормально, — упрямо сказала она. — Ты просто не понимаешь, ты преувеличиваешь. Со мной все в полном порядке. Просто оставь меня в покое, Кора. Ради моего и твоего блага не лезь ко мне, ладно? Просто забудь. Сегодня ты ничего не видела.
Она прошла мимо меня и заперлась в ванной.
Я же была в полной растерянности и действительно не знала, что делать.
Рассказывать отцу? Но он обвинит меня в том, что я не уследила за Эсмой, и тогда меня ждет явно что-то страшное, как, впрочем, и Эсму, потому что отец точно не простит даже ей бесчестное поведение, позорящее его имя.
Но когда Эсма говорила о неприятностях, она вряд ли имела в виду отца, так во что же моя сестра вляпалась?
И как можно вообще найти подобные неприятности в лучшей академии с идеальной репутацией? Что ж, Эсма меня какой раз неприятно поражала.
Где же ты, мама?
Утром мы с Эсмой играли в гляделки, но весьма специфичные. Я постоянно бросала на неё тяжелые взгляды, а она делала вид, что их не замечает.
— Ну что ты так на меня смотришь? — все-таки не выдержав, спросила сестра. — Сегодняшний выходной ты решила провести за укоряющими и разочарованными вздохами?
— Меня интересует, как сегодняшний выходной проведешь ты, — сказала я, — пойдешь куда-то развлекаться? Или опять будешь жевать те странные цветы?
— Забудь об этих цветах, Кора! — Эсма мученически взвыла. — Да, я вчера переборщила с лепестками малисов, поэтому мне стало плохо. Сейчас уже все нормально.
Эсма на самом деле выглядела лучше. Мертвенная бледность, которая вчера меня так напугала, исчезла, и теперь передо мной была почти привычная сестра. Только взгляд у неё изменился: стал тяжелым, даже взрослым, будто утратившим беззаботность. Или это мне так просто казалось?
— Кора, — повторила сестра, — со мной всё в порядке. И если ты еще раз вмешаешься в мою жизнь, добром это не закончится.
— Ты мне угрожаешь? — хмыкнула я. — Или пытаешься напугать? В любом случае это звучит, как ребячество. Эсма, — я устало потерла глаза, — я прошу тебя, перестань делать глупости и возьмись за ум, пока не поздно.
— А я прошу перестать со мной нянчиться.
— Всё, — отрезала я, — поступай, как знаешь.
Я действительно устала с ней спорить, устала беспокоиться о ней. При чем я знала, что беспокойство моё не было искренним, оно было скорее машинальным, привычным. Я не любила сестру, но моё безмерное чувство ответственности не могло успокоиться при виде того, как человек рядом со мной разрушает собственную жизнь, поэтому я и пыталась хоть как-то достучаться до Эсмы. Но это было бесполезно.
— Сегодня я вернусь поздно. — сообщила мне Эсма.
— Можешь вообще не возвращаться, — пожала плечами я, а потом не удержалась, — кстати, а где вы собираетесь?
Эсма замерла на мгновение, а затем медленно развернулась ко мне, светясь подозрением.
— А зачем тебе знать?
— А мне нельзя знать?
— Нет, нельзя, — Эсма покачала головой, — прости, сестренка, но есть мир, куда тебе дорога закрыта. Во-первых, ты там не приживешься, а, во-вторых, ты можешь доставить лишние проблемы. Я же тебя знаю.
Эсма говорила пусть и странно, но суть я уловила. Сестра боялась, что я смогу дойти до руководства и добиться того, чтобы ночные вечеринки прикрыли. Что ж, правильно боится.
— Между прочим, — Эсма поспешила перевести тему, — что у тебя с этим красавчиком?