— При чем здесь малисы?
— Было установлено, что они снижают действие проклятия и успокаивают существ, поэтому их начали активно выращивать в закрытых садах академии, потом малисы дошли до студентов и стали наркотиками. Мы знаем… — она вздохнула, — какое безобразие происходит под академией, но наши руки связаны, потому что это улей проблем. Если ткнуть в одну его часть, зашумит весь. У нас и так еле получилось выбить разрешение на содержание химеры. Она же входит в категорию разумных существ, поэтому ее пленение противоречило закону.
— Как химера связана с проклятием?
— Химера подавляет существ своим присутствием, рядом с ней они как вялые куклы, и их можно перемещать.
Теперь картина прояснилась, только легче от этого не стало.
— Почему Лина ничего не сказала отцу?
— Во-первых, это была строжайшая тайна. — Леонора всем видом выражала, насколько абсурдным был мой вопрос. — Во-вторых, Альберт бы не позволил Лине рисковать, да и мог вмешаться в ситуацию и привлечь общественность.
— Пропало пятнадцать человек, разве это не привлекло внимание?
— Кому-то мы организовали похороны. — как ни в чем ни бывало сообщила женщина. — Считается, что кто-то сбежал, как и твоя мама. К счастью, многие были одинокими молодыми людьми, поэтому исчезновения замялись.
— Вы были обязаны сообщить моему отцу правду.
— Нет, не обязана. И я надеюсь, что тебе хватит ума ничему ему не рассказывать. Твоей матери это не поможет, а лишние проблемы добавятся. Я не должна была тебе ничего говорить, однако ты сунула свой любопытный носик туда, куда не следовало.
Я пропустила нравоучения Леоноры мимо ушей.
— Почему не попытаться снова снять проклятие?
— Потому что есть большая вероятность, что новые попытки приведут к очередной трагедии. — Леонора посмотрела на меня в упор. — Мне жаль, Коралина, я тебе сочувствую, но сделать ничего нельзя.
Я опустила голову и принялась гипнотизировать ножку стола, у которой скопилась пыль, сединой украшая ковер. Каково тем людям, что теперь гниют в подземелье, потеряв себя? Может, они еще что-то чувствуют, понимают? Были ли в маминой голове мысли, когда она увидела брошь?
— У вас остались вещи Лины? Ее дневник, записи? Вы можете мне их отдать?
- Нет. Тебе они ни к чему. Более того, это тайные материалы, которые ты не сохранишь.
— А вам они разве нужны? Сколько лет прошло с исчезновения мамы? Шестнадцать? За все эти годы вы хоть раз к ним притрагивались?
— Не повышай голос, юная леди! — возмутилась Леонора. — Наш разговор закончен, если не хочешь неприятностей, то держи язык за зубами.
— Я буду держать язык за зубами только в том случае, если вы отдадите мне мамины вещи. Иначе ничего не обещаю.
— Ты меня шантажируешь? — женщина поднялась с кресла и встала напротив меня. — Ты уверена, что находишься в том положении, чтобы что-то требовать? Не лезь во взрослые игры, Коралина.
Голос Леоноры звучал угрожающе тихо, поэтому перечить женщине и злить ее было однозначно плохой идеей, но отступать мне некуда. Если сейчас не получится настоять на своем, больше шанса у меня не представится. Я же просто сыграла на эффекте неожиданности, поэтому Леонора и выдала мне информацию.
— Я не шантажирую, а просто прошу. У меня ничего не осталось от мамы. Пожалуйста, отдайте ее вещи, и я обещаю, что не доставлю вам никаких проблем. Клянусь.
— Коралина, если хочешь ознакомиться с записями, то я возражать не стану, но только в пределах моего кабинета. Это мое последнее слово.
Я заколебалась, пытаясь нащупать черту, которую не стоило переступать. Кажется, я подошла к ней совсем близко. Еще хоть капля упрямства, и Леонора выставит меня из кабинета или, того хуже, из академии.
— Хорошо. — пришлось согласиться.
Леонора испытующе на меня взглянула, решая, что со мной делать, а затем направилась к самому высокому шкафу, который стоял на последнем издыхании, навьюченный тяжелыми фолиантами и магическими артефактами, чья сила лениво перетекала меж полок. Быстрый взмах руки, и неподъемный шкаф, словно пушинка, выдвинулся вперед, открывая нишу в стене, откуда Леонора вытащила небольшой сундук. Мысленно произнеся словесную отмычку для защитной магии, окружающей сундук, она передала его мне.
— Сохранные заклинания выдохлись, надо будет обновить. Видишь, листы начали желтеть. — пробормотала женщина, наблюдая за тем, как бережно я достаю блокноты. — Осторожнее, там мощные руны.
Можно было не предупреждать. Кроме записей в шкатулке находились артефакты, склянки с незнакомыми жидкостями, травы и, самое главное, камни с рунами, а магия в них была заключена в настолько концентрированном состоянии, что пальцы покалывало, если близко поднести их к камням.
— Лине всегда плохо давалась рунология, всегда обращалась ко мне за советом. Совершенно не было способностей, хотя сами руны она ценила и любила. За этими, — Леонора с уважением посмотрела на завитки рун, аккуратно выгравированные на камнях, — она ездила на край света и торговалась с демонами.
— И как же отец ее отпустил… — пробормотала я, пытаясь отделаться от щемящего чувства в груди.
— Альберт ездил с ней, они сопровождали друг друга во всех экспедициях, пусть и были на разных факультетах. И ведь учиться не забывали. — Леонора погрузилась в теплые воспоминания, растеряв всю свою сердитость. — Красивая пара.
Мне не удавалось представить эту красивую пару. Воображение отказывалось рисовать отца молодым и счастливым, способным испытывать эмоции. Ведь тогда бы это был совершенно иной человек. В конце концов я раскрыла дневник с фиалковым корешком и принялась листать страницы. Леонора не отвлекала меня, лишь иногда неодобрительно посматривала.
Почерк у Лины оказался ровным и мелким, более понятным, чем у меня. Я улыбнулась, увидев нашу с мамой общую деталь: наклон букв у нас был влево. Почему-то благодаря этому незначительному наблюдению связь с мамой ощутилась яснее, чем благодаря всем слова о том, что мы похожи внешне.
В дневнике Лина описывала проклятия.
Сначала шла информация о спасении души, уже знакомая мне по собственному докладу. Чтобы осуществить это проклятие требовались три руны: равнодушие, бессердечность и спокойствие, а также сердце моллюска, который может жить без сердца, и собственная кровь. Проклятый человек перестает испытывать муки совести и теряет эмпатию. Снимать проклятие научились не сразу. Но в конце концов рецепт был создан: вода из святого источника, смешанная с кровью, зелье душевной остроты и три другие руны: сострадание, сердечность и трепет. Правда, сильное потрясение тоже могло разрушить проклятие.
Я перелистнула страницу и сжала дневник крепче. Далее описывалось проклятие, которое до сих пор держало людей в заточении подземелья. Студент, создавший его, и правда основывался на проклятии спасения души: он тоже использовал сердце моллюска, но только того, кто без сердца жить не смог. Руны тоже отличались, студент взял равнодушие, беспокойство и злобу, а вместо человеческой крови выбрал кровь химеры.
Лина предположила, что химера сыграла роль возбудителя звериной сущности, и назвала получившийся результат проклятием загубленной души. Неизвестно, что задумывал создатель, но задумка явно не удалась.
Люди превратились в монстров, передавая проклятие через укусы, подражая химере, чья слюна была ядовита.
Я открыла дневник на последней странице, пропустив сотню предположений и неудачных экспериментов. В конце концов Лина пришла к выводу, что для снятия проклятия нужно смешать кровь химеры с экстрактом из цветов, зелье душевной остроты заменить на зелье острого ума, а также использовать руны душевности, добра и трепета. Она расписала объяснения на несколько страниц, поэтому все выглядело крайне убедительно.
Неужели мама даже не успела проверить свою догадку? Почти дойти до финала и проиграть. Из-за несчастливой случайности существо напало на нее тогда, когда до решения проблемы оставалось совсем немного… Так несправедливо.