Дальше мне уже было не до созерцаний — выпустив проклятие в тыл банды Боцмана и Василька, я что было сил прыгнул назад, спасаясь от ринувшегося на нас Харальда, которого встретил Сиплый. От остальных четверых бойцов нас спас Тикт, заклинание которого образовало на их пути болото, в которое они благополучно рухнули по самое горло. Я, слыша бешенный стук собственного сердца, начал готовить следующее проклятие, не сводя глаз с сошедшихся в жестокой схватке Харальда и Сиплого.
Дикие визги, яростный рев, крики раненых и истошные боевые кличи, раздававшиеся над полем битвы, с трудом доходили до моего сознания. В висках билась одна мысль — успеть! Успеть завершить проклятие до того момента, как Сиплый замертво упадет на землю.
Это уже должно было скоро случиться, ибо Харальд оказался куда более опытным бойцом. Зачарованный клинок в его руках сверкал, рисуя перед ним замысловатую вязь, сквозь которую Сиплому, с его длинными кинжалами, было не прорваться.
Наоборот, он пропускал удары. Вот, по его ноге из глубокого пореза струйкой потекла кровь. Вот и на руке появилась колотая рана. Однако, Сиплый продолжал яростно драться, тигром метаясь перед Харальдом, и не давая ему прорваться к нам. Хотя тот пытался, раз за разом предпринимая попытки обогнуть Сиплого то слева, то справа.
Сиплый, дружище, потерпи еще немного! Не умирай!
— Все! — выдохнул я, и мощное проклятие, в которое я вложил все свои силы, без остатка, устремилось к Харальду.
Амулет на его шее засветился, но выдержал-таки удар. Чуда не произошло…
— Бежим! — тонко закричал Тин, и устремился вдоль по улочке прочь.
За ним побежали остальные парни, включая Тикта, который еще мог помочь. Тварь! Почему ты бежишь? Почему не сделал следующий удар, опрокинув в болота Харальда? Мы же с Содером не бежали, когда из-за тебя на нас напал один из дружков Тайгера! Но вслух крикнуть я уже не смог. Из горла вырвался лишь жалкий хрип. От вдруг навалившейся слабости я опустился на колени. Перед глазами поплыли круги, сквозь которые я с трудом видел две мечущиеся фигуры.
Еще через миг зрение прояснилось, шум из ушей исчез, а мысли стали кристально четкими. Хотя слабость из тела никуда не исчезла. Увидев, как Сиплый получил очередную рану, и осознав, что он уже из последних сил сдерживает противника, и вот-вот падет, я задумался — стоило ли мне лезть в эту передрягу?
Прежде, чем Харольд покончил с Сиплым, один из бойцов, попавшихся в болота Тикта, с трудом выбрался на твердую землю и шагнул ко мне. Перехватил поудобнее клинок. Даже не задумывается, что потом ему не жить. Маги покарают его за убийство студиоза. Других тоже. Только вот мне от этого уже будет ни жарко, ни холодно.
Боец занес меч, и я зажмурился. Все. Конец.
Прошла секунда, вторая, третья, а удара все не было. Вместо этого в лицо ударил нестерпимый жар, продолжавшийся лишь краткий миг. Затем еще…
Я приоткрыл глаза и увидел на месте атаковавшего меня бойца лишь кучку пепла. Харальда тоже нигде не было. Драка остановилась, и все бандиты, наши и не наши, с открытыми ртами и испуганными глазами смотрели куда-то мне за спину. И Сиплый, между прочим, тоже!
Кто-то был за моей спиной. Кто-то, кто с легкостью сжег Харальда и его подчиненного, невзирая на защитные амулеты. Кто-то, кого все бандиты испугались настолько сильно, что мгновенно прекратили смертоносную драку. Даже дышать стараются через раз.
Если мыслить дидактически, то можно было предположить, что этот кто-то владеет Стихией Огня. Учитывая, что единственным магом этого направления, с кем я общался … Точнее, магессой, была…
Мое сердце в груди екнуло, и в ужасе сжалось. Я ме-е-е-едленно повернул голову, и узрел ту, которую до конца летних каникул надеялся не узреть. Клафелинщица! Собственной персоной. В кроваво красной мантии, с символом веры богини Чареции в руках, и презрительно-злыми глазами, взглядом которых она буквально загипнотизировала всех присутствующих на поле.
— Гарет, я пришла к тебе, — сказала она. — Знаешь, что я сейчас сделаю?
Вроде негромко, но при этом каждое ее слово разнеслось даже в самые дальние уголки поля. Я скосил взгляд в сторону символа веры в ее руках, и сердце мое екнуло столь сильно, что мне на секунду показалось — вот он, спасительный инфаркт!