Им не вытянуть! Демон слишком сильный!
В тот момент, когда я уже была готова выскочить из своего укрытия с булыжником наперевес, и будь что будет, потому что без этих двоих я все равно не жилец, прямо напротив меня красной молнией полыхнул разрез. Потом еще раз по тому же месту, и еще.
Пространство дрогнуло, раскрывая проход, и я увидела перед собой незнакомого мага, а за ним — Хор’Рейна и лютую физиономию Райдо, и других магов.
Они хлынули внутрь, тут же распределяясь по периметру. Оттеснили в сторону потрепанного Меррана и Лекса, накрыв их такими щитами, что налетевший было демон, отскочил в сторону как резиновый мяч.
Кто-то вытащил меня за ширку и поволок к сверкающему выходу. Я не поняла кто это был, потому что почти ничего не видела. Причиняя боль глазам, в воздухе полыхали плетения, сливаясь в гигантскую сеть.
Последнее, что я увидела перед тем, как меня вытолкнули из пещеры, это то, как эта сеть с шипением захлестнула демона и придавила его к полу, врезаясь в черное тело, словно овощерезка в податливый клубень.
Я слышала неистовый вопль демона, чувствовала омерзительный запах его внутренностей. А потом меня тряхнуло, вышвырнув с другой стороны портала прямо в руки наших целителей.
— Найтли! Жива?!
— Да, — просипела я и позорно отключилась.
Глава 12
Сколько была без сознания — не знаю, но пришла в себя уже в лазарете, на жесткой койке, укрытая одеялом по самый подбородок и с жуткой головной болью.
Кажется, даже попыталась сесть, но вместо этого айкнула и повалилась обратно.
Было больно.
Неуклюже приподняв край одеяла, я увидела, что руки мои были обмотаны бинтами, тело тоже. Пахла я как лавка аптекаря — травами, спиртом, а еще чем-то горьким.
— Лежи, — строго сказала целительница, появившаяся на пороге.
Я покорно опустилась обратно на подушку. Она подошла ближе и аккуратно сдвинула шелестящее одеяло в сторону.
— Что со мной? — шепотом спросила я, давясь от страха, — все плохо? Умираю?
Он хмуро взглянула на меня, потом открыла склянку, стоящую на прикроватной тумбочке, налила в маленький стаканчик темно-коричневую жидкость и протянула мне:
— Пей.
Я сделала глоток и закашлялась, когда что-то едкое и крепкое обожгло горло.
— Да конца пей и глупостей не болтай! Умирать она, видите ли, собралась.
— Но…
— Пей!
Зажмурившись, я проглотила остаток отравы и снова закашлялась.
— Обморожение у тебя. Видать немного прихватила ледяная.
Немного? И так больно? Что же происходит, когда много?
— Я не чувствовала боли…
— Там все, что могло болеть — отмерзло. А сейчас восстанавливаем, вот и чувствительность возвращается. Терпи, пей настойки, не мешай лечению и скоро встанешь на ноги.
— И долго мне лечиться? — уныло спросила я. В отличие от сестер, которые всегда со смаком проводили время на больничной койке — стонали, требовали ухода, и чтобы я им прислуживала, я болеть не любила. Потому что мне не то, что прислуживать никто не собирался, так еще и от обязанностей не освобождали. Больная, не больная — вперед и песней.
— Не переживай. Сессию не пропустишь.
— Но ведь она начинается послезавтра.
— Вот я и говорю — не пропустишь. Спи.
— Я не хочу.
— Спи!
Возразить во второй раз я не успела, потому что глаза взяли и слиплись.
Я даже не успела спросить, чем закончилась битва в подвале и как дела у остальных, а так же предупредить, что мне срочно надо рассказать Ректору тайну бумажных сердец.
Повторное пробуждение случилось на следующий день.
Чувствовала я себя гораздо лучше. На теле уже не было повязок, лишь руки, которым досталось больше всего, были по-прежнему обмотаны пахучими бинтами.
— Очнулась? — в этот раз ко мне пришла другая целительница.
Она проверила повязки, поводила надо мной прозрачно-голубым кристаллом и удовлетворенно кивнула:
— Вечером отпустим.
— Что с остальными? Все живы? Как Лекс? Магистр Мерран?
— Все целы. Магистра заштопали и в тот же день отпустили, уж больно он деловой был и отказывался отдыхать. Лекса продержали в лазарете ночь — сломанные ребра и ожоги, а с утра он уже сбежал. У остальных ушибы, царапины и ничего серьезного.
— Выходит, только я долго на койке провалялась.
— Ты девочка, тебе можно, — улыбнулась она и потрепала меня по плечу, — полежишь до вечера, от дохнешь и пойдешь к себе…