— Конечно, — мачеха натянуто улыбнулась.
— Попутного ветра, — и прямой наводкой указал на выход.
Она наградила меня взглядом, полным лютой злобы и, резко развернувшись, бросилась к воротам, за которыми прыгали мои дорогие сестрички.
— Мама! — тут же возмутилась Эмма, — мы что оставим ее здесь? У нее же…
— Идемте.
— Но сейчас же моя очередь, — простонала Камилла, — она должна отдать… Я хочу…
— Рот закрой! — рявкнула Карла, — Все потом! Уходим!
Сестры синхронно развернулись в мою сторону и уставились так, будто я их собственноручно обокрала.
— Живо! — через плечо прикрикнула Карла, потом в полголоса добавила, — растяпы бестолковые…вдвоем за одной усмотреть не смогли.
Девушки сердито переглянулись, взглядами обвиняя друг друга, и поплелись следом за матерью.
— Что за реестр созидающих? — шепотом поинтересовалась я, наблюдая, как мачеха и сестры, сердито накручивая бедрами, уходят прочь.
— Я его только что придумал, — ответил магистр, а потом тоном, от которого по спине прошел озноб, добавил, — с этого дня тебе запрещено выходить за пределы академии без сопровождающих.
— Это если я поступлю…
— Уж постарайся.
После этих слов он обратился к Висмору:
— Если эта мадам и ее дочери снова появятся, то за ворота не пускать. Ничего от них не предавать. И если потребуют встречи с Евой, ставить меня в известность.
Чего это он так разозлился?
— Да-да, я все понял, — дедан кивал и сурово смотрел на меня из-под своих роскошных седых бровей, — глаз с нее не спущу.
Я съежилась. Только личного надзирателя мне и не хватало.
— Ты еще здесь? — Маррен снова переключился на меня и выглядел недовольным, — отбор начинается через час.
Глава 3
В свертке оказалась одежда. Темно-зеленое платье с простым кремовым подъюбником, нательная рубаха с короткими рукавами и легкие ботиночки. Все ношеное, но чистое и безукоризненно отглаженное.
Я переоделась и, жалея, что в сторожке нет ни одного, даже мало мальского зеркала, кое-как переколола волосы.
— Голодная поди? — спросил Висмор, наблюдая за моими приготовлениями.
— Нет, что вы…
— А живот тогда почему урчит?
Как раз в этот момент раздалась особо заунывная трель, поэтому я смутилась.
— Свалилась на мою голову, — ворча и причитая, он начал открывать один за другим маленькие деревянные ящики.
На столе появился хлеб, кружка молока и кусочки мяса, весьма неприглядного вида.
— Чем богаты, — он развел руками, а я, поблагодарив за щедрость, принялась за трапезу.
Старалась жевать размеренно, а не заглатывать еду, как большеротые ратаны, которые жили в грязном пруду на окраине Муравейника.
— Ты не рассиживайся. Тебе еще до старой башни бежать.
Я понятия не имела, где эта старая башня расположена, поэтому поспешно затолкала в себя все, что осталось, еще раз поблагодарила хозяина сторожки и выскочила на крыльцо. Правда тут же заглянула обратно:
— Куда идти-то?
— Ох, бедовая, — проскрипел он и вышел на крыльцо, — вдоль ограды до конюшен, потом налево. Увидишь два двухэтажных дома — это архив. Между ними тропка узкая. Протиснешься. Попадешь в сад. Через него по диагонали, а там через забор и на месте. Запомнила?
— Конюшни, налево, протиснутся, сад по диагонали, забор.
Вроде все так. Не желая больше тратить ни минуты, я отправилась в путь.
Если ночью Весмор показалась мне зловещей махиной, притаившейся в тьме, то теперь, когда светило ласковое солнце, все выглядело иначе.
От резных ворот к массивному зданию академии шла широкая мощеная дорога, а по обе стороны от нее раскинулись изумрудные газоны, настолько яркие, что даже захотелось наклониться и проверить, а не облиты ли они краской. От главной дороги во все стороны ровными лучами расходились дорожки поменьше. Они были усыпаны красной мраморной крошкой, а по бокам красовались низкими, стриженными под квадрат кустиками.
Я даже задержалась на пару секунд, не в силах отвести взгляда от явившейся мне завораживающей картины. Я хочу здесь учиться! Просто до дрожи!
Для этого надо поступить.
Быстрым шагом я прошла вдоль забора до конюшен. Здесь пахло сеном, лошадьми и рассохшейся кожей. Очень хотелось посмотреть поближе на красавцев, фыркающих в стойлах, но я проскочила мимо.
Миновав конюшни, я вывернула к тем самым двум двухэтажным домам, о которых говорил Висмор, и его небрежно оброненное «протиснешься» заиграло совсем другими красками.
Потому что это «протиснешься» означало, что надо выдохнуть, втянуть попу и весьма не кстати обнаружившуюся грудь, и бочком, рискуя позорно застрять, просочиться сквозь узкую щель.