– Как я вижу по глазам догадливого господина фон Шоербезена, он уже понял, что мною получен приказ, – колонэл уставился на Дракона свинцовым взглядом. – И это очень важный приказ, как господин фон Шоербезен определил по уровню объявленной тревоги. – Суслофф неспешно взял с командирского пульта длинный ящичек, вырастил в броне на большом пальце отверстие и приложил палец к сенсору замка. Вытащил из ящичка изогнутую трубку (настоящее дерево, между прочим), обнажил ещё несколько пальцев и принялся набивать трубку табаком. Офицеры уже привыкли к этому не вполне обычному зрелищу. – «Назгул» уже изменил курс. В ближайший час мы прибудем к планете за номером Д-1560. Задача: подавить планетарную оборону, высадиться и блокировать все стратегические пункты. В переговоры не вступать. Приоритет номер один: никакой утечки информации с планеты. Никакой. Ни одного байта. Индивидуальные задачи вашим когортам будут загружены в ваши компы через минуту. Вопросы?
Вопросов естественным образом не оказалось. В Чёрном легионе это не было принято.
2
Ларс фон Шоербезен родился плохим мальчиком.
Из материнской утробы он вылез безо всякой радости и совершенно не ликовал, попав в большой обитаемый мир, – как если бы мир до чёртиков надоел ему ещё до рождения. Взрослые не обратили на это никакого внимания, а совершенно напрасно: Ларс мощно сосал полезную для младенческой физиологии обогащённую витаминами протеиновую смесь и по сторонам при этом предпочитал не оглядываться. Нажравшись, Ларс обстоятельно срыгивал и тут же погружался в освежающий сон – но и это не настораживало папу с мамой; напротив, они нарадоваться не могли, какой спокойный и даже размыслительный выпал им отпрыск. Не надо добавлять ни капли снотворного: сам спит.
Отпрыск между тем рос себе да рос – и по-прежнему не обращал внимания как на окружающую действительность, так и на отдельных её представителей. Ларс не выражал никакого желания агукать, взывать к маме с папой на младенческом сленге и вообще хоть как-то общаться. У него не было ни просьб, ни пожеланий, ни требований. Ларс снисходительно принимал питание – тем более что дроид-кормилец не приставал с разговорами и прочим сюсюканьем, а делал исключительно то, что был должен, то есть выдавал жратву; задумчиво справлял нужду в клин-пампы и если не спал, то пялился куда-то в пространство, напрочь игнорируя призывы, кибер-погремушки и прочие прибамбасы, созданные для услаждения тупого существования вновь народившихся человеков на ранних этапах их никчёмной жизни.
Однако со временем поведение сыночка стало вызывать удивление у Шоербезена-старшего и у его супруги, миловидной блондинки по имени Клара – они забеспокоились и обратились к врачам и прочим экспертам, включая сюда и одного хипа-хилера, специально прибывшего из Явазеландии. Врачи пожимали плечами: ребёнок как ребёнок, крупный, здоровый, запоров нет, аппетит хороший, витамины жрёт за троих, но безо всяких побочных эффектов, ну задумчивый слегка, не хочет разговаривать и ходить, хотя уже давно должен, – нужно просто подождать, вдруг это новый гений. Вот заговорит – и потрясёт мир до основания. А что, вполне возможно. Вполне. Хипа-хилер пошел несколько дальше: запустил руки глубоко Ларсу в живот, тут же получил от младенца ногой в нос, проверил ауру и сходил в астрал, дабы оттуда взглянуть на феноменального мальчика, но ничего определённого не разглядел и заключил, что Ларса ждёт удивительное будущее, а поэтому сейчас мешать и надоедать ему не стоит. Пусть взращивает в себе киноварного младенца, сказал хипа-хилер, перекачал на свою кредитку существенную сумму и отбыл восвояси.
Родители развели руками и оставили наследника в покое. А ему того только и надо было. Окружающий мир был отвратителен Ларсу, и для того, чтобы лишний раз его не видеть, мальчик научился отключаться от действительности с открытыми глазами. Домашние по наивности считали, что Ларс думает удивительные думы, вызревает как гений, а он просто болтался бессмысленно в одному ему понятных и доступных видениях. Всякое посягательство на свой покой мальчик воспринимал болезненно: из глубины души, как глубоководное чудовище, поднималась неконтролируемая злоба, охватывала всё его существо и заставляла крепко сжимать хилые кулачки в желании разорвать, порушить и растоптать.
Потом Ларс понял, что в кроватке – на спине, за идиотской пластикатовой решеткой – он очень уязвим, ибо любой может подойти, начать размахивать над ним руками, греметь всякими дурацкими фигулинами и произносить в его адрес речи. И тогда в один прекрасный день Ларс вылез из кроватки, больно ударившись отросшей за время горизонтального существования задницей, и неумело перебрался через весь бокс в темную щель под торчавшей из стены кроватью: предполагалось, что когда он вырастет, то это будет его кровать.