Выбрать главу

— Это не увеселительная прогулка, Йен!

— А я по-твоему только для таких гожусь?

Ну вот опять. Я же никогда не принижал ее достижений, всегда поддерживал веру, что кэттерианцы не второсортные, что многолетнее рабство не въелось в генофонд, не испортило ДНК. Да, защищал временами. Так ведь не потому, что кошка. Покажите мне нормального мужчину, который бы не пытался защитить свою девушку, оградить ее от неприятностей и сделать жизнь максимально комфортной. Обычное вполне желание для любящего человека. Рина я тоже с детства защищаю. Не значит же, что считаю слабаком, не способным самостоятельно справиться ни с чем сложнее поедания ужина в столовке.

Парадная форма офицера СКВТ подчеркивает особенности фигуры ее расы: тонкая талия, гибкая, подвижная спина, чуть более приподнятый, упругий зад… Со мной все ясно, но она-то почему вообще согласилась на эти отношения, если правда считает меня вот таким? Помню наше знакомство. Она сидела за столом и ела какие-то овощи. Напряженная настолько, что казалось, в любой момент готова отразить нападение. Хотелось просто встать между ней и миром, чтобы она хоть поела спокойно, расслабившись на пару секунд. Доказать этой маленькой, кусачей кошечке, что не все кругом враги и нет необходимости сражаться каждую секунду жизни. Можно просто жить и даже получать удовольствие.

— Дан, — она вдруг оборачивается, кусая цепким взглядом почти физически, — у меня было достаточно времени подумать. Над тем, что вообще происходит. Мы с тобой и эта миссия… Ты ведь понимаешь, что так продолжаться не может больше?

Я не понимаю. Вернее, ТАК в самом деле не может, но что-то подсказывает, что мы о разных “так” сейчас думаем.

— Мы ведь договаривались обсудить вопрос, как только ты почувствуешь…

— Я не об этом, — поспешно перебивает она, обходит стол, будто ищет себе более удобное место, чтобы… не знаю, что. Опору ищет? Не во мне, а во вне. Это обиднее всего, что она говорит и делает. Внутри поднимается волна протеста. В голове какая-то вата, потому что вроде бы чувствую, что тон ее не обещает ничего хорошего, а с другой стороны, ну не может же она из-за глупой размолвки всерьез раздумывать… — Ты мой командир. И это прямо противоположно тому, чтобы ты был моим парнем, — как всегда оказываюсь прав в своих догадках. И как всегда эта правота приносит только разочарование в людях и горечь. Дуракам, правда, проще жить.

— С чего бы? — В ушах от этой глупой и холодной решимости звенит, разнося по телу необъяснимое опустошение. Расстаться вот так? Ни с чего? Нет, я все знаю. Про устав, правила, субординацию. Так ведь и раньше романы между студентами не слишком поощрялись. Это никого не останавливало. И вдруг теперь? Даже если сделать скидку на то, что Йен нервничает перед первой миссией… Нет. Не настолько.

Вместо ответа она неопределенно пожимает плечами. Завораживающая кошачья грация даже в легкой небрежности полного раздражения жеста. Забывшись просто любуюсь ею. Она ежится от взгляда, трет друг о друга пальцы. Нервничает. И после сказанного мне кажется, что даже взгляд мой внимательный, собственнический ей неприятен. Что и смотреть на нее так я уже не могу. Это конец? Вот такой?

— То есть между нами и работой ты выбираешь работу? — Звучит дико, потому что мне не приходило мысли предложить ей закончить непростые наши отношения. Сообщить, что лучше не лететь — да. Расстаться? Нет конечно! Не для того я четыре года смиренно ждал, как верный пес, чтобы вот так…

— … не честно задавать этот вопрос именно тебе, не считаешь? Только ты пожалуй и знаешь, сколько усилий мною было положено, чтобы быть сегодня частью этой миссии. Ты, — смотрит так пытливо, как будто пытается мысли просканировать, — ты сможешь разграничивать нас? Сможешь отдать приказ? Сможешь… отпустить, если будешь знать, что я, возможно не вернусь?

— Это тебя заботить не должно, — звучит резко и холодно. Ее вопрос не что иное как неверие. В меня. И это обидно до желания хлопнуть дверью, оборвав неприятный разговор и то, что сказать она еще не успела. Не хочу продолжать, но сбегать не по-мужски.

Рассматриваю как впервые лицо девушки, которая четыре года считалась моей. Девушки, которая за это время так и не решилась стать моей буквально. Страхи, беспокойство и присущая их расе половозрелость звучали не слишком убедительно и раньше, но давить я все равно не хотел. Понимал, что она до истерики боится оказаться во власти зависимости, полной, в том числе физической, зависимости от мужчины. Как многие кошки до нее. Она и подарки потому так воспринимала. Клеймо рабов не давало покоя. Я не хотел поломанную, снедаемую ощущением собственной слабости. Ждал, потому что мне нравилась ее сила духа, решимость и воля к свободе. Желание доказать что-то миру. Мне в таком отказали самые близкие. И я боялся нечаянно обрубить крылья ее мечте. Но теперь…