Так и Берг для меня — квазаров властелин!
— Пусти! — толкаю в грудину, желая отделаться от захвата и хоть немного увеличить расстояние между нами.
Ирвин даже не двигается с места. Пальцы на плечах сжимаются сильнее.
— А я смотрю у тебя пунктик, да? — вскидываю голову, щурюсь, выплёвывая ему в лицо всё то, что накипело. Хочется сказать гадость, испачкать в грязных, скользких, холодных чувствах стыда и предательства. — Трахнуть девушку брата за пару минут до вылета, как сделал до турнира.
Где-то глубоко внутри мне хочется чтобы он сделал мне больно. Не как соперник в честном бою. Чтобы был повод его презирать, не видеть в нём больше мужчину! Перестать хотеть, перестать испытывать то, что чувствую сейчас, несмотря на тот словесный мусор, что летит изо рта.
Ирвин хмыкает, не поддаётся на провокацию:
— Тебе напомнить, Йенни, что для этого нужны двое? И ты сама урчала голодное "ещё".
Собственное имя, уменьшительно-ласкательное, пусть и сказанное презрительным тоном, звучит музыкой.
— Ты… просто не понимаешь!
— в самом деле не понимаю, как же так вышло, что ты динамила Дана четыре года, а передо мной расставила ноги за три секунды?
Вот оно. Тот самый удар, та самая боль, которую я ждала. Он не нанёс его физически, но мастерки сделал словами.
Пресловутые бабочки в животе, опалив крылья о горящие лезвия фраз, вспыхнув, опали пеплом, погасив тот внутренний свет, что дарила наша близость. Стало темно и сыро. На глаза набежали слёзы.
“Твою звезду, только этот идиот и может заставить меня плакать!”
— Зачем ты здесь, Рин? — шепчу, опустив голову. — Я сожалею. Каждую секунду думаю о том, что произошло, и сожалею. Ты последний мужчина во всей Вселенной, забрось нас кто на планету Соло, с кем бы я решилась разделить постель. Я бы ни за что в жизни…
Слова прервались от того, как Берг с силой тряхнул меня за плечи, словно сломанную куклу, правая ладонь взметнулась вверх, ложась на затылок. Захватив мои волосы в кулак, Ирвин заставил поднять голову и посмотреть на него:
— Ты ему сказала? — цедит сквозь стиснутые зубы, сканируя меня взглядом, останавливается на губах.
— Не понимаю. Это надежда, что за тебя всё сделает женщина или…
Горячий выдох дурманит голову, и я замолкаю, забыв, что хотела сказать. Ловлю его дыхание жадно, наполняя собственные лёгкие, всю себя, словно он мой источник кислорода и если сию минуту не получу свою дозу — умру. С болезненным стоном, принимаю жёсткий поцелуй. Он не похож на поцелуй Дана. Нисколечко. Его поцелуи были разными: робкими, неловкими, нежными, даже извиняющимися. Но такими… никогда.
Как будто мы принадлежим друг другу, знаем все потаённые углы и секреты. Наши языки сплетаются в танце, в слаженном едином ритме. Мы пьём друг друга, умираем и рождаемся заново в чувственной жажде, что дарит нам наказание и прощение одновременно.
Ирвин Берг — моя жизнь, моя отрава, моя погибель.
14.5
Как будто во мне поселилась ещё одна сущность. Совершенно незнакомая мне, алчная, жадная, эгоистичная. Её интересует только этот мужчина и близость с ним. Её голос нашёптывает и подстрекает: “понянуть его за плечи вниз, улечься прямо на пол и стать его полностью. Здесь и сейчас”.
Это… отрезвляет.
Твою звезду, где же твоя воля, Йен?
Ты и так отдала себя врагу, а сейчас готова в коридоре общаги, не опасаясь свидетелей, на полу повторить?! Холодный, липкий страх заполняет тело, проходится судорогой, разнося по нервным окончаниям панику и осознание: я готова для него всегда и везде. До икоты противно!
Вялыми, дрожащими руками, что только что сжимали со страстью его плечи, пытаюсь оттолкнуть Ирвина, который так же, как будто бы немного не в себе. Не знаю, как мне это удаётся, но я отскакиваю в сторону, в то время как хвост отчаянно цепляется за его предплечье и на долю секунды мне даже кажется, что ему от этого также кайфово. Его взгляд… Квазар! Зачем ты смотришь на меня так, Ирвин!
— Я ничего не сказала Дану, — шепчу тихо, тяжело дыша. — Ты же за этим пришёл? Узнать не проболталась ли я.
— Он пролетел по коридору сверхновой, — буравит меня взглядом. — Что-то же ты ему сказала.
— Что между нами всё закончено.
— Даже так?
Дёргаю хвост на себя, в то время как Ирвин удерживает его на своей руке, и неожиданно ведёт по шёрстке подушечками пальцев, нежно поглаживая. От незатейливой ласки по коже бегут мурашки и меня ведёт, словно пьяную.
— О-отпусти… — хватаю воздух ртом, чуть ли не съезжая по стенке. Ещё одно поглаживание и я сгорю.