Пожимаю плечами. Возможно, и так. Впервые мысль рассказать ему правду, так как есть, не кажется катастрофой. В самом деле, истинного не выбирают… наши отношения, ведь нам хорошо вдвоём. Спокойно. Стабильно… Без всех этих эмоциональных качелей. И, если я смогу поговорить с Ирвином… если бы он согласился…
— Ты так громко думаешь, что даже стены дребезжат, — хмыкает Кэм, сверяясь с йамаром. — Скоро будем прыгать. Пожалуй, мне надо к себе.
— Да… Кэм, — мнусь, не спеша озвучить и другой вариант событий.
— Говори уж.
— Если я решу не говорить Дану, попытаюсь скрыть то, что произошло, и проверить так ли страшна побочка без подпитки, ты поддержишь меня?
— Пока это не будет угрожать твоей жизни, да. — Прохладная ладонь ложится мне на щеку. — Но, если я почувствую хотя бы минимальную угрозу, прости, но я скажу ему сама.
— Кому?
— Да Боги! — закатывает глаза и смеётся. — Им двоим! Надо же, котёнок захомутал двоих Бергов сразу. Вся Академия взорвалась бы на микрочастицы, узнай кто об этом.
— Хорошо, что мы уже далеко от неё.
Кэмэрин выходит в коридор аккурат с включением красных сигнальных огней и монотонным голосом “Медеи” предупреждающей, что обратный отсчёт до гиперпрыжка вот-вот начнётся.
— Что бы ты ни решила и что за дикость бы с тобой не произошла, знай, я на твоей стороне.
— Спасибо!
— До гиперпрыжка пять минут, — отрапортовала “Медея”, — прошу экипаж занять свои места.
Распрощавшись с Кэм, закрываю каюту, ныряю в нанокресло, что тут же, подстраивается под очертания моего тела, плавно опуская спинку, в полулежачее положение. Мягко зашуршали фиксаторы и ремни безопасности опоясывая ноги, руки и фиксируя голову.
Закрыв глаза, стараюсь расслабиться и думать о чём-то хорошем. В памяти, сами по себе, калейдоскопом мельтешат картинки последних дней. Наша с Ирвином близость, первый поцелуй, с первого мгновения которого стало понятно, что закончится он отнюдь не невинно. Его лицо, та насмешливо-презрительная маска, что слетела с него открывая неприкрытое, требовательное желание. Уже дважды…
Как я могла раньше думать, что равнодушна к поцелуям? Этого квазарового идиота я готова целовать вечно, готова позволить отравлять моё дыхание, проникать глубоко под кожу.
— Начинаю обратный отсчёт, — “Медея” начинает считать, — десять, девять, восемь…
Ирвин Берг… даже Кэмэрин я ни за что не признаюсь, что меня саму ни за что не утроит такое решение — быть с Даном и подпитываться от Ирвина лишь прикосновениями. В тот первый раз я настолько погрузилась в наше удовольствие, что, пожалуй, не смогу отказаться от этого навсегда. Слишком сладко, слишком остро, слишком всё… да, именно так — всё или ничего.
И первое, что я рискну проверить — ничего.
Глава 15
Кэмэрин Илуне
— Начинаю обратный отсчёт, — в отличие от меня “Медея” и правда безэмоциональный ИИ, — десять, девять, восемь…
Для меня, как и для большинства команды, этот гиперпрыжок будет первым.
Первым. Как и Берг три года назад.
Это правда, то, что я сказала Йен. Наша раса считает девственность не чем иным, как особенностью физиологии, неизбежностью, с которой приходится столкнуться каждой девушке на пути к удовольствию и единению с мужчиной. Также в наших правилах набраться опыта, чтобы перед своим мужчиной не выглядеть бревном и неопытной дурочкой. Чем больше связей — тем лучше. Женщина, что станет женой, сможет удовлетворить любую прихоть мужа. Первым, и пока всё ещё единственным стал сын маршала Берга. Невообразимая удача, — молодой, горячий, красивый, один из самых лучших кадетов в академии. Я согласилась на связь с ним сразу. Кто бы устоял? Хотя, погодите, Эйелен мариновала двоих братьев все четыре года. Подумать только. И двоих же, в итоге, отхватила.
Внутри поднимается кое-что запретное и мало контролируемое.
Ревность.
Отрава, невидимая, но настолько концентрированная и чистая, что я морщусь. Скажи кому, что не сдержалась и выпустила на волю эмоцию, засмеют. На Никс, моей родной планете, получила бы ещё и ментальное наказание от наставника. Уж он бы почувствовал энергетические колебания и считал ауру на щелчок. Пусть мы и не можем видеть свою собственную, уверена, сейчас она у меня черно-серая.
Дура. Дура. Дура.
Нас с детства учили контролировать даже толику своих эмоций. Я умею дозировать смех, раздавать вовремя улыбки, сопереживать, когда надо или пустить слезу. Я умею быть удобной, умею быть страстной, умею быть такой, какой от меня ждут. Но не сейчас. РЕВНОСТЬ топит меня до самой макушки, поглощая мощным потоком доводы рассудка. За ней следует злость на саму себя и свой “гениальный” план. Если Эйелен прислушается, то в самом деле будет рядом с ними двумя.