— Спокойно, киска, свои, — знакомый голос, уставший, с легкой хрипотцой проходится по телу волной облегчения. Сердце, замерев птичкой, стучит с удвоенной силой, когда я застываю в лестничном пролёте, наблюдая, как ко мне поднимается Рин. Рассечённый лоб и кровоподтёк под глазом, сбитые костяшки ладоней…
— Что? — хмурится он, остановившись на одной ступени ниже, всматриваясь с беспокойством в моё лицо.
Смаргиваю, ловя себя на том, что глупо улыбаюсь, рассматривая его. Рин сначала хмурится, а затем слабая улыбка трогает и его губы.
— Я тебя сама готова прибить вместо той паучихи, знаешь? — голос, срываясь от дрожи, звучит приглушённо.
— Квазар, неужели ты волновалась, Ашхен?
— Волновалась?! Да я места себе не находила! — Не сдерживаясь, бросаюсь ему на шею, пряча лицо на плече. И даже извечное, удивлённое «Ашхен, ты чего?» не может смутить или заставить отцепить от него руки.
— Ну я же обещал, что вернусь, и просил дождаться. — Горячие губы касаются макушки, а руки гладят спину, неловко похлопывая в успокаивающем жесте. — Ну ты чего, Йенни?
— А у меня есть сюрприз, — сдавленно бубню, касаясь губами солоноватой кожи на его плече.
— Боюсь представить, какой.
— Тебе понравится. Горячая вода, занимательное чтиво и огонь.
— О Боги, — стонет Рин. — Я не на Антаресе, в заднице Вселенной, а на курорте Акияна с таким-то сервисом.
— Дурак, — стучу его по плечу, он демонстративно охает.
— Что ж, к твоему огню у меня есть тушка зайца. — Он кивает куда-то в сторону входной двери. — И хорошая новость. В округе, похоже, больше монстров нет.
— Не знаю, как в округе, — взяв его за руку, веду вниз, где всё время поддерживала огонь, — но где-то точно есть ещё «Гризли» и «Драго», если «Инсекту» ты убил. Ведь убил же?
Рин кивает.
— Боюсь спросить, откуда у тебя такие познания.
— Я покажу, но есть кое-что ещё, и ты вряд ли будешь рад.
— И что же?
— Похоже, твой дядя замешан во всём этом, Рин.
После того, как Рин приводит себя в порядок, мы изучаем все мои находки, пытаясь восстановить хронологию событий, что могли происходить на Антаресе.
— Всё, больше не могу думать и перебирать версии. Мы никогда не поймём, что здесь произошло по тем скудным сведениям, что удалось раздобыть и разложить хронологически. — Рин кивает на стопочки листов бумаги. — Заберём документы с собой, а сейчас давай спать, Йен. — Он хлопает ладонью по деревянной скамье, подманивая меня к себе. — Ты поспишь, а я покараулю, затем поменяемся.
С каждой ночёвкой наше соседство становится всё более и более… нервным. Я бросаю взгляд на его оголённый торс и бугрящиеся перекатывающимися мышцами плечи и покраснею, как ошпаренный умар из Акияна. Подойдя к лежащему на кушетке парню, присаживаюсь рядом. Тепло его тела обжигает даже сквозь тонкую преграду трусиков и короткого топа. А когда Рин, уже привычным для меня жестом, кладёт свою руку на моё бедро, притягивая ближе, прикусываю губу, с силой жмурясь.
— Спокойной ночи, Ашхен, спи.
— Спокойной.
Убрав ладонь, он больше не касается меня, и я не могу понять — радует меня это или, наоборот, бесит.
— Рин… — Развернувшись к нему лицом, тону в туманном взгляде.
Что я там вижу? Пожалуй, отражение своих собственных чувств.
Что ты чувствуешь, Йен?
Меня не просто тянет к нему по воле истинности и связи, что диктовала особенность расы. После пережитого, прошлой кошмарной ночи, я поняла, что это не только бесконечная благодарность или уважение, как к побратиму, это любовь, та, что только-только рождена и заставляет трепетать душу и замирать сердце от одного его взгляда. Та самая, что вызывает эйфорию и возбуждает больше самых откровенных фантазий, стоит ему только ко мне прикоснуться.
— Ты хотела что-то сказать? — Я пришла за добавкой, — шепчу и сама тянусь к нему первой. Прижимаюсьгубами, нерешительно, словно каждую минуту ожидаю, что замершие на моих плечахруки оттолкнут. Но вместо этого он отвечает, медленно, осторожно, словно наоборот, дает времяодуматься. Дрожащими пальцами веду вверх вдоль его предплечий, обхватываю зашею, чувствуя как его руки путаются у меня в волосах на затылке, превращаянерешительный поцелуй в томительную, напористую ласку. И сразу Антарес с его монстрами и вся вселенная в целом пересталисуществовать, оставшись где-то там, в пространстве, где нас больше не было. Мы жерастворились друг в друге, когда нежность уступила место страсти. — В следующий раз, Йен, мы будем делать это на нормальной кровати…Я мотаю головой и, чтобы заставить его замолчать, впиваюсь голодным, жаркимпоцелуем. Боюсь обещаний. Особенно несбыточных. Рин проводит языком по моим губам, толкается в рот, вязко сплетаясь с моимсобственным. Этот поцелуй, несмотря на полыхающее желание, дразнящ и тягуч. Мысмакуем, пробуем друг друга, заново знакомимся, в этот раз так, как стоило сделать ссамого начала. Моя ладонь ложится на его ствол. Боги, стыдно признаться, но я мечтала обэтом каждую ночь. Вот так касаться его, протяжно провести ладонью вверх и вниз. Онтолкается бёдрами навстречу моим ладоням, жёстко и сильно, заставляя сжимать егосильнее под тихий, сдавленный стон, от которого у меня путаются мысли. Другая я, чувственная и порочная просыпается, беря контроль над телом, когдавязкая, прозрачная капелька тяжело замирает на головке его члена. Прервав поцелуй, мы оба смотрим, как я размазываю ее по головке, а затембесстыдно вкладываю палец себе в рот, облизываю языком, пробуя его на вкус. — Твою звезду, Йен! — почти рычит Рин, наблюдая за тем, как ядемонстративно сосу собственные пальцы, а затем возвращаю их на чувствительнуютвёрдость. Мы вновь сплетаемся языками, клыки царапают, и я несколько раз прикусываюего губу, но это только добавляет градус нашей страсти. Сердце гремит в висках и мне иногда кажется, что оно вот-вот остановится, настолько кайфово. Правильно. Идеально. Рин укладывает свои ладони мне на ягодицы, усаживая на себя сверху. Веду носом по его скуле, жадно втягивая особый, самый лучший запахистинного. Его ладони сжимаются на моей попке, жёстко вдавливая промежность вгорячую, жаждущую твёрдость. Мы оба жмуримся от остроты ощущений, Рин тянетсяко мне и прикусывает торчащий сосок сквозь тонкую ткань спортивного топа под мойпротяжный тихий стон. — Хочу тебя, — звуковой волной вибрация его голоса мурашит тело, оседаягорячим нетерпением между ног, там, где соприкасаются наши тела. Меня ведёт или я сама начинаются медленно двигаться, тереться, выпрашиваяпродолжение, предвкушая большее. — И я… — шепчу сорванным голосом, — я тоже хочу тебя. Очень. — Сними топ, — приказной тон и поднятая бровь будоражит. Мне нравится, какон звучит. Перехватив края, медленно тяну верх, торможу, на острых, возбуждённыхсосках. Рин сглатывает, кадык дёргается под кожей, но он неотрывно следит задвижением ткани вверх. — Дотронься, — звучит сдавленно следующая команда. Пальцы послушно проходятся по ореолу сосков, кружат в такт бёдрам, чтопродолжают тереться в самом сладком танце. — Теперь сожми. Мне нравится быть послушной для него, делаю как он просит и мурлычу отнаслаждения, что дарят собственные пальцы. Рин приподнимает мои бёдра, подхватив под колено ногу, стаскивает трусики иотшвыривает в сторону. Ладонь перехватывает мои запястья, фиксируя их за спиной, отчего грудьпровокационно приподнимается прямо к его губам. Твою звезду! Когда его губы смыкаются на тугой горошинке соска, а зубылегонько прикусывают, посылая электрические разряды по телу, я понимаю, что междуног у меня так мокро, что щёки пламенеют румянцем стыда и возбуждения разом. Ринс шумом втягивает воздух, как будто чувствует, как пахнет наша страсть, а затемразом, совершенно невообразимо переворачивает меня на живот, ставя на колени. — Рин…Одна ладонь, намотав на кулак хвост, ложится на ягодицу, вторая поглаживаетменя между ног, размазывая влагу по складочкам и набухшему клитору. Стонутихонько, ловя каждую кроху наслаждения, каждую грань эйфории, что дарят егопальцы. — А теперь всё то же самое, но вместе со мной, хочу видеть твои пальцы, — шепчет мне на ухо. Я фыркаю и тут же получаю лёгкий, будоражащий шлепок по заднице, в товремя как палец другой руки погружается в меня легко и дразняще. — Квазар, — шиплю, шире разводя ноги. Послушно тянусь рукой, укладываяуказательный и средний палец на влажную плоть. Мы касаемся друг друга там, переплетаем пальцы, поглаживаем и дразнимся. — Рин… пожалуйста. Хочу его. В себе. На всю длину. Хочу чувствовать до боли, до звёздочек вглазах. Хочу чувствовать себя живой, дышать им. Ирвин отводит мою ладонь, даёт понять, чтобы я оперлась локтями о твёрдуюповерхность нашего лежбища. Как только прогибаюсь в пояснице, ладонь сменяетязык. — Твою звезду… — шепчу, с силой жмурясь. Кончиком языка Ирвин спервапросто слизывает влагу, которой становится всё больше и больше. — Вкусная, сладкая девочка, — зубами прихватывает нежную кожу навнутренней стороне бедра, а затем ртом накрывает меня всю, жадно посасывая. Мне настолько сладко, что скребя коготками лавку, двигаюсь инстинктивнонавстречу его губам. Ладонями он раскрывает меня ещё больше, толкаясь языкомвнутрь. Его ласка жёсткая и напористая, возносящая слишком быстро к пику. — С-с