Там, в кабинете, хранитель наблюдал за графиками греха и добродетелей последнего года Валентины. Статистика отчетливо говорила, что, если подопечная не придет к осознанию проблемы и не начнет исправляться, ее кривая достигнет негативного пика. Те ангелы, которые уже бывали в такой ситуации и познакомились с этим пиком на графике душ, только опускали взгляд и грустно вздыхая отворачивались, понимая, что будет дальше.
— Ведь потом всю вечность вспоминать о подопечной душе, если не удастся вытащить из беды, считай разделишь с ней муку. Душа в аду, как с этим дальше существовать? — обсуждал график Вали один из специалистов ОРГП.
Шли годы, сын рос и постепенно становился мужчиной. Религией Сашка не интересовался. К медицине тоже был равнодушен. По правде сказать, родители не имели авторитета у сына. Жизненные интересы значительно отличались. Больше всего ему нравился отдых с друзьями, поездки на природу, походы и компании.
Как-то отец пригласил его в церковь, на праздник. Сын на удивление согласился, но в последний момент, перед выходом из дома, к нему пожаловал закадычный друг и утащил на рыбалку. В другой раз Валя предлагала поговорить о будущей профессии, намекая в беседе на медицину, но отклика от сына совсем не получила, зато в ответ последовала грубость и ссора. Вся надежда была на окончание школы и армию, другого решения родители пока не ждали.
Однажды Валя проходила очередной медосмотр у себя в больнице. Обследовала ее, как всегда, подруга, коллега из соседнего кабинета. Смотрела, пыталась понять что-то, а после замолчала и сквозь очки, стала пристально просматривать бумаги, шуршала листами, затем снова и снова возвращалась к осмотру, подходила к книжному шкафу и листала книгу.
Валя вопросительно смотрела на врача:
— Все хорошо? Чего резину тянешь, давай шлепай печать, пойду уже работать, пациенты ждут!
— Валечка, подожди, я немного… не уверена. Ты не волнуйся, я еще раз посмотрю и станет понятно, — продолжая осмотр, ответила коллега.
— Да что там высматриваешь, я здорова как скаковая лошадь, каждый день в шесть утра галопом на электричку бегаю, — немного нервничая, пыталась шутить Валентина.
— Валь, я могу ошибиться, если хочешь, тебя Дмитрий Александрович может дополнительно посмотреть, но думаю у тебя эндометрий серьезно подрос.
— Разросся будь здоров, как бы другие органы не задел. У тебя симптомов нет по нему? Болей? — врач покачивала головой и серьезно посмотрела Валентине в глаза.
— Хм. Бывает побаливает, но я, честно говоря, не обращаю внимания. Думаешь эндометриоз?
— Валя, я уверена! Как бы тебе не пришлось удалять все под корень.
— Ты внимательнее посмотри, может обойдется? — дрожащим голосом попросила Валя.
— И смотреть нечего Валюша, толщина значительная, возможно даже органы рядом задело, ты сама знаешь как это бывает. Нужно посоветоваться с Дмитрием Александровичем, но я бы советовала сдать дополнительно анализы.
После повторных анализов, шла домой, ноги превратились в ватные ходули, голова плавилась от мыслей. Рядом пробегали люди, в воздухе висел аромат горелой смолы из-под строительных катков, что укатывали асфальт. Мысли кружили над ней словно стая мух, которые нагло прилипали и отказывались улетать прочь. Шла, опустив голову, в отражении лужи заметила яркую бабочку с синими крыльями.
Подумала: «Откуда она посреди бетонной улицы? Видел бы Сережка, сказал бы — создал же Бог такую красоту!»
Бабочка порхала вокруг Вали, словно хотела чем-то поделиться.
Подумала: «Может и мне попросить у Бога?».
Синекрылая красавица вспорхнула и стремительно полетела в сторону дороги. Внезапно рабочий взмахнул лопатой, и бабочка упала в черное варево, горящая смола целиком поглотила хрупкое создание.
«Как жаль! — вздохнула, — и меня жаль! А вдруг болезнь из-за моей работы? Оставить ее, уволиться?» — затем встряхнулась и отогнала мысль.
«Что же это, откуда болезнь? Я ведь сама лечила всю жизнь, диагностировала пациенток. А теперь у меня? Ведь если удалять все, потом жизнь на гормонах. Работать не смогу. Боли и муки до старости, если вообще она наступит» — помысел словно жаждал напитаться ее тревогой, переживаниями, горечь переполняла сердце.
Прошло два месяца. Валя ехала в электричке. Держала в дрожащей руке выписной лист, в сумке лежала трудовая книжка с копией заявления об увольнении. По ресницам стекали капли. Мерзкая пустота сдавливала низ живота, тянущая боль растекалась кипящей теплотой, как будто напоминала: «Валя я с тобой! Теперь ты моя! Мы одно целое!» Наверное, такая же пустота в животе и горечь на сердце поселялась у тех неудавшихся мам, с которыми Валя работала многие годы в операционной.