Он был уверен, не сегодня-завтра тень амулета исчезнет с души Виолы, тогда как сам амулет принесут ему. Глупо, конечно, доверять другим, но и оставить без присмотра девушку именно сейчас он не мог. Слишком сильной была привязка к нему и слабой к месту, чтобы он мог оставить ее одну.
Значит, остается только ждать. Он даже рассмеялся той легкости, с которой удалось поменять реальность для одной отдельно взятой аморейки.
Склонив голову на бок, бохики с какой-то особой заботой провел руками по крышке стола, подмечая все неровности, образовавшиеся за много лет в каменной плите. Вероятно, необходимо сменить столешницу, негоже в его положении иметь что-то с эпитетом менее чем превосходно. Или оставить все как есть?
Он чувствовал себя наркоманом от переполнявших его желаний от сиюминутной выгоды, до глобальных изменений. А все благодаря ее душе, что же будет когда и тело будет здесь же? Жаль, спросить не у кого. Главы клана, некогда показавшего ему свою уникальную библиотеку, давно нет в живых. Умертвие из него вышло превосходное. Обладая памятью прежней жизни, он смог передать ему, бохики, свои знания, ничего не утаивая. И он до сих пор был ему благодарен, потому и упокоил. Ему не нужны конкуренты.
Он поднялся из-за стола. Пора было навесить свою малышку. Мало ли, вдруг пропустит что-то важное. А этого не хотелось от слова совсем. Он уже практически убедил себя в том, что рожден править не только орденом, слишком быстро такая перспектива перестала его вдохновлять. Мелко как-то, развернуться не где. Править диями, тоже не совсем то, к чему стремилось его эго.
То, что он особенный, бохики убедился еще тогда, много лет назад, когда с благословения Юкахо запер старого вождя в чужом сознании. Когда договорившись с хеттами, обрек целое племя на вымирание, да и много еще «когда». Но больше всего он убедился в своей особенности, когда у него родился сын, а Юкахо так и не наказал его за нарушение святых обетов. Жаль только сын не оправдал его надежд, совсем не оправдал. Он вырос слабым, трусливым, при малейших трудностях посмел отказаться от всего, что так старательно выстраивал он, бохики. Жаль, конечно, мальчишку, сын все-таки, но ему пришлось закрыть эту страницу.
Как красиво это звучит: «закрыл страницу его жизни». И никто никогда не узнал, куда исчез сын лорда Вернара, Эйдар.
Размышляя о своем, можно сказать великом, бохики дошел до комнаты Виолы. Чем-то порадует его малышка?
Взявшись за ручку двери, бохики вдруг остановился. Почему-то он все еще испытывал к этой девочке щемящее чувство нежности.
Не должно быть так, он занес кулак над дверью, но так и не опустил его. Мысленно возвращаясь в то время, когда девочка все еще занимала все его время, мысли, когда ему хотелось ее защитить, вернуть ее родителям. Но все это в прошлом, глубоко в прошлом. Пора бы забыть, но нет-нет, да и всплывают обрывки воспоминаний, не давая ему очерстветь. Хотя, он сам старательно выжигал это чувство нежности из своего сердца.
Выдохнув, бохики снова потянулся к ручке двери. И снова остановился, вспоминая последний день, проведенный с малышкой. Тогда впервые закралось подозрение, что его судьба сделала крутой вираж. Он чувствовал за нее ответственность, поэтому и наблюдал за ней, пока она росла. Если бы не его поспешность, он бы ее не потерял, напугав своим исследовательским напором. То, что Виола принадлежит к таинственной расе амореев, он уже догадался, остались сущие нюансы, понять каким образом ребенок затерянной во времени расы оказался в горах Пиерии. Кто все-таки эта малышка.
Хотя и на этот вопрос он однажды ответил, используя все ту же библиотеку главы клана, и то совершенно случайно. Сопоставляя все известные ему факты, он пришел к выводу, что малышка обладает способностью некроманта. Или одной из способностей.
Они сидели на берегу. Ему нравилось наблюдать за малышкой, ее играми, из них он пытался узнать о ней побольше. Он даже взялся обучать девочку некоторым наукам. Спроси его тогда кто-нибудь, зачем ему это, он и сам бы не ответил. Но ему это нравилось, да и девочка училась с удовольствием.
Наблюдая за ее играми, он вдруг что-то почувствовал. Оторвавшись от созерцания водной глади, бохики повернулся к девочке. Она смотрела на него своими чистыми васильковыми глазами.
— Хочешь что-то спросить?
Она отвернулась, закусив нижнюю губку, нахмурилась. Молчала малышка долго, словно решая, хочет ли вообще ворошить прошлое. Наконец она решилась, и все так же не глядя на него, спросила.
— Почему они от меня отказались? — не то, что ее это грызло, просто было интересно. И он это чувствовал.
— Родители? — Она кивнула. — Видишь ли, всему виной твой дар. Амореи не приемлют все то, что связано с некромантами. Соответственно, тебе было не место в их убежище.
— Все так просто? Не угодный дар и ребенок просто выкидывается из жизни семьи?
— Не знаю, малышка. Даже для меня это слишком сложно.
Девочка посмотрела на него, словно решая были ли с ней откровенными.
— Так я некромант? — снова чистый интерес.
— Я думаю, да….
Бохики усмехнулся, это сейчас он в этом уверен, а тогда только догадывался. Открыв дверь, бохики нашел взглядом запертую в этом помещении душу девушки. Как же все-таки долго он шел к своей цели, и сейчас был близок как никогда. Сейчас он все делает правильно, он в этом уверен.
Девушка сидела на постели, поджав под себя ноги. Затуманенный взгляд васильковых глаз, подсказал бохики о ее состоянии, он чувствовал ее воспоминания. Хотя это и совсем свежие воспоминания, но все равно бохики был доволен.
— 17.2-
Все там же в горах Пиерии. Виола.
Я сидела на постели, когда нахлынули воспоминания. Самые ранние, которые отложились в памяти.
В моей жизни было много всего, в основном, запрещенного и именно для меня. Вспоминая свое детство, понимаю, что кроме Деймара и Илири, моей верной служанки, у меня и друзей-то не было. Хотя, чувствовала ли я себя обделенной? Определенно, нет. Я была самой старшей из сестер и братьев, и к тому моменту, как подросла, другой жизни уже не знала. В Иберии, единственном поселении нашей империи, царили эти порядки, и до поступления в академию, я считала такое отношение единственно верным.
Я довольно быстро привыкла к тому, что отец всегда и всюду брал меня с собой. Мне было года четыре, когда отец впервые вывел меня на прогулку по Иберии, перед этим строго настрого приказал не отпускать его руку. Помню, с каким важным видом я шла по улице, крепко держась за руку, а мой родитель рассказывал о своих планах, делился со мной, даже что-то спрашивал, внимательно выслушивая детский лепет. В общем, вел себя со мной как с взрослой леди. Я действительно гордилась этим.
Мы встречали односельчан, под строгим взором отца, я не решалась вложить, в протянутые для пожатия руки, свою маленькую и липкую от конфет ладошку.
Тогда мне казалось, что отец сердится именно от того, что мои ладошки были липкими и грязными от растаявших сладостей. И мне в знак приветствия приходилось делать свои первые довольно неуклюжие книксены. Зато я училась!
Мы гуляли каждый день. Я же была довольна и горда тем, что отец очень любит меня, даже не смотря на то, что у него родился сын, Деймар. Мама, сразу сказала, что наши прогулки не будут продолжаться долго, и как только Дейм немного подрастет, отец будет больше времени проводить именно с ним. Но пока я довольствовалась нашим ежедневным прогулочным ритуалом. После каждой прогулки, я бежала в комнату к брату и рассказывала ему, где мы были, и что делали. Мне казалось, что годовалый братик все понимает и тоже радуется вместе со мной.
Было ли мне обидно, что в скором времени меня забудут и променяют на брата? Я старалась об этом не думать, а мама, как могла, готовила меня к неизбежному.