— Зачем вы это сделали?!
— Наша магия — это проявление нас самих, — шепчет сэр Джордас за моей спиной. — Наших чувств. Я мог попытаться убить вас и вынудить защищаться. Мог попытаться убить себя. Мог поцеловать вас. Но…
— Вы выбрали самый неправильный путь. Почему вы воспользовались жизнями тех, кто ни в чём не виноват? Как вы… можете?!
— Потому что вызванная мною боль сейчас сильнее страха смерти, сильнее вожделения, Корнелия. Но если произошедшее кажется вам несправедливым, вы в состоянии помочь.
— Огнём? Магией смерти? Вы что-то путаете. Это целительство, магия жизни и…
— Вы не понимаете, Корнелия. Маги жизни способны к целительству ничуть не больше магов смерти. Цели… наши цели не так уж разнятся, всё дело в методах и средствах.
— Я не могу! — спустя десять минут слёзы уже катились по моему и без того взмокшему лицу, нити магических плетений не желали связываться, кровь и полумёртвые, слабо содрогающиеся от боли тельца в руках Джордаса вызывали тошноту, страх, отвращение и жалость одновременно. Но у меня ничего не выходит, я ничего не умею, первые три месяца обучения прошли мимо меня, разве что мышцы укрепила, да стопку бумаги исписала. И вот сейчас сумасшедший преподаватель, для которого я — просто будоражащий любопытство эксперимент — толкает мне в руки что-то омерзительно горячее, влажное и липкое, а за каменной стеной центрального корпуса начинается бал, музыка, танцы, бал, на который я не могу не прийти… а я не одета, перемазана в крови, поту и слезах, у меня в ладонях полураздавленные птицы, которым ещё хуже, чем мне сейчас…
— Можете, Корнелия… и сделаете. Успокойтесь, вздохните, забудьте обо всём другом. Вы можете. Я чувствую. Я сразу почувствовал вас, я никогда не ошибаюсь. Смерть не должна вас пугать. Она не всесильна, Корнелия.
Я действительно делаю вдох, судорожный, тяжёлый, отчаянный. И — пробую.
Надо мной проносится ночная мошкара, привлечённая открытыми откнами и сиянием магических светильников, я чувствую почти вплотную стоящего за моей спиной Джордаса, в его вытянутых руках поблескивают золотистые искры. Я почти ненавижу его, но пламя зовёт, и внутри что-то ноет, тянет, а мои уши едва улавливают почти фантомные звуки виолины.
Магические светильники гаснут разом, объятия становятся крепче, искры на ладонях — ярче. На его ладонях — и на моих.
Самым непостижимым образом я, сморгнув слезы с воспалённых глаз, улыбнулась, чувствуя прилив сил. Искры могут навредить… надо их сдержать. Забыв о Джордасе, забыв о бале, забыв о себе, я принялась связывать воедино магические нити — и это оказалось неожиданно легко. Трудоёмко, почти ювелирно сложно — и в то же время восхитительно правильно.
Пламя разгорается живее, бойко танцует на ладонях по-прежнему стоящего за спиной мужчины, а потом, когда всё ещё липкие от крови пернатые силуэты вспархивают под потолок, я хватаю сэра Элфанта прямо за горящие кисти рук, переплетаю с ним пальцы — и загораюсь с ним вместе. Мой восторг нарастает, волнами, толчками, отдаваясь тягучей тяжестью где-то в животе, я сжимаю губы, чтобы не разразиться то ли чувственным стоном, то ли ещё более неуместным истеричным хохотом.
— Корнелия, осторожнее, вы подожжёте платье! Моя девочка, ты такая умница… — Джордас что-то шепчет мне на ухо, что-то еще, я уже не слушаю, отпускаю его — а пламя продолжает пылать над моими собственными ладонями.
Я живой разумный костёр! Меня так много, мне так хорошо и… тесно! Я хочу на воздух!
— Корнелия, подождите…
— Всё в порядке-е! — смех и стон вырываются, я закусываю губу. — Идите по своим делам, идите, куда вам надо, у меня всё от-лич-но-о-о!
С вытянутыми над головой руками, сама как горящий смоляной факел, я выбегаю из аудитории, из центрального корпуса, на улицу. Не пойду ни на какой бал, я грязная, уставшая, пахну дымом, но я такая бесконечно, невероятно, счастливая!
Кто-то хватает меня за плечи, за талию, огонь моментально прячется, но при этом он остаётся внутри меня, он не уходит, он со мной, снова!
— Боги, Нелли, я тебя уже третий час ищу! Где ты была? Что случилось?! Джордас совсем тебя измучил, безумец? — внезапно голос Энтони меняется. — Он… он что-то с тобой сделал? Нелли, ответь мне, прошу тебя! У тебя руки в крови, Нелли!
Я поворачиваюсь к нему, обхватываю руками за шею, смеюсь ему в грудь, пачкая белоснежную ткань парадной рубашки, но мне плевать.