Затуманенные зелёные глаза обвели комнату. Остановились на мне. Лицо Карина исказилось, бледные запёкшиеся губы чуть шевельнулись. Я поспешно схватила со стола графин с водой, налила в стакан и протянула ему.
Приподняться он не смог, пришлось помочь, придержать стакан у его губ, пока он пил. Жалость с каждым мгновением накатывала всё сильнее. Жалость и гнев – сильный, беспощадный гнев.
Ни за что не прощу Висперину. Даже если бы Карин и впрямь обманывал бы её, встречался бы со мной за её спиной – разве это основание для того, чтобы так мстить? Причём так подло, несколько человек на одного. И бросили его в бессознательном состоянии! Он вообще мог умереть!
Напившись, Карин кивнул. Я хотела было встать, убрать стакан, но Карин вдруг схватил меня за руку. У него была сухая горячая кожа.
– Сатьяна… – прохрипел он через силу, – они сказали, чтобы ты снялась с турнира. Иначе тебя тоже…
– Кто на тебя напал? – напряжённо спросил от дверей Анс. – Ты видел?
Карин качнул головой:
– Не понял… они были в масках… – не договорив, он опустился назад на подушку. Веки бессильно закрылись.
– Карин!
Меня оттолкнули: Имсен бросился к кровати. Стал водить руками, прощупывая одному ему известные точки. Я наблюдала за этим, кусая губы, но почти сразу озабоченное выражение на лице Имсена сменилось облегчённым, и я тоже облегчённо выдохнула.
– Всё хорошо, пусть спит, – целитель выпрямился. С тревогой глянул на меня: – Турнир? Это что, всё из-за него? Надо доложить старшим.
– Надо, – я кивнула – и вдруг почувствовала тычок в бок.
Дёрнулась и только потом сообразила: Вейн. Чем-то ему мои слова не понравились.
Имсен кивнул. Некоторое время постоял молча, потом вздохнул, развёл руками:
– Ладно. Больше мне тут нечего делать.
Он снова направился к двери. Анс последовал за ним, но на пороге обернулся. Глянул на меня, на кровать. Мне показалось, он хотел что-то сказать, но он только мотнул головой, повернулся и зашагал вслед за Имсеном.
Стоило двери закрыться, как стены залила знакомая серебристая дымка, густея на глазах.
– Сволочи, убью, – прорычал взбешённый Вейн, появляясь. Сел с размаху на кровать брата, схватился за голову, растрёпывая черные волосы. Накрыл лицо руками и глухо застонал.
– Прости, – сказала я тихо. К горлу подкатил комок. – Это всё из-за меня… если бы Висперина нас не увидела…
– Да при чём здесь ты?! – вдруг вызверился он. Зелёные глаза блеснули яростью. – Ты-то в чём виновата? Это я последний придурок! Это я вбил себе в голову, что всё под контролем! И я вообще был уверен, что ей плевать!
Я молча смотрела на него, не зная, что сказать. В общем-то, мы оба были виноваты: и Вейн, который недооценил силу гнева Висперины, и я, которая махнула рукой на всё это. И даже Карин, который вчера сам сказал, что Висперина единоличница, но никаких выводов из этого не сделал.
– Надо было вчера кидаться ей в ноги, а я, болван, забил. Подумал, какая ей разница. Напрягаться было лень. А она… – Вейн скрипнул зубами и с отчаянием глянул на брата.
– Не переживай так, – попробовала я его успокоить. – С Карином всё будет хорошо. Имсен же сказал, к турниру он поднимется на ноги.
Вейн пропустил мои слова мимо ушей. Глухо пробормотал:
– Не могу себе простить, что я с ним не был. Вдвоём они бы с нами не справились.
– Тогда ваша маскировка бы раскрылась.
– К Хагосу её!
Некоторое время мы оба молчали. Вейн по-прежнему сидел, расставив ноги, опустив голову, вжимая пальцы в лицо так сильно, что оставались белые следы. Карин, кажется, спокойно спал, и это была единственная утешительная новость.
– Что теперь?.. – нерешительно спросила я. – Доложить старшим, пусть расследуют… Может, они сумеют определить, кто был тот целитель или маг.
Вейн покачал головой.
– Нет, – уронил он мрачно. – Нельзя. Если нами займётся ректор – а он займётся, если история дойдёт до деканата – тогда нас обоих раскроют.
– Ты только что сказал: «к Хагосу маскировку».
Вейн зло блеснул глазами:
– Есть разница – ради того, чтобы защитить кого-то, или для того, чтобы отомстить. Со вторым мы и сами справимся.
Он недобро сощурился, сжал руку в кулак, и я с замиранием сердца увидела, как его пальцы заостряются, превращаясь в кинжально-острые чёрные когти. Один из приёмов ночных.
– Что ты собираешься делать?
– Не знаю. По обстоятельствам. Но одно могу сказать точно: так это им с рук не сойдёт.
***
Хоть на дворе уже и стоял март, по ночам всё равно было холодно, и я зябко куталась в куртку. Шаги гулко разносились по пустынной аллее. Я несколько раз оборачивалась, потому что возникало странное ощущение, как будто это не только мои шаги, а кто-то ещё идёт в отдалении – но вокруг никого не было видно.