Мой кол выпал из моих рук, когда я упал на колени. Было бесполезно пытаться спасти их сейчас. Я просто уставился на мужчин передо мной. Я начал задаваться вопросом: «А что, если…» Что, если бы я послал Стража Раду, чтобы забрать недостающий предмет на ужин в тот вечер и вместо этого остался здесь? Что, если бы я просто подождал, чтобы оставить посылку для своей семьи на почте? Что, если бы я настоял, чтобы они пошли со мной? Что, если бы я выбрал другое время или другой день для выполнения этих, казалось бы, незначительных поручений?
Внезапно чья-то рука мягко легла мне на плечо. Я был так сосредоточен на сцене передо мной, что я не слышал, как кто-то подошел. Я потянулся за своим колом, когда услышал ее голос.
— Ты не должен винить себя. Ты не мог этого предотвратить, и это не твоя вина. Они это знают. Ты это знаешь. Я знаю это. Они бы не хотели, чтобы ты переживал этот момент ночь за ночью. Они хотели бы, чтобы ты двигался дальше, помнил о них и жил своей жизнью с радостью, а не с болью и сожалением.
Этот голос был знакомым, успокаивающим. Я слышал эти же слова (или что-то подобное) от других, но на этот раз они не казались жалкими или разочарованными. На этот раз я им поверил. Боль и чувство вины не исчезло, но оно утихло. Я почувствовал желание двигаться вперед, а не оглядываться назад.
Я наконец оторвал взгляд от трупов моих друзей, чтобы посмотреть на человека рядом со мной. Шок от того, что я увидел, кто это был, почти преодолел шок от того, что смерть была так близко. Хотя раньше у меня никогда не было посетителя, утешителя во время этих снов, она была последним человеком, которого я ожидал. Возможно, моя мать, или бабушка, или даже одна из моих сестер. Возможно, мой собственный наставник, Галина. Не Роза.
Но там стояла Роза. Ее волосы струились по спине, как мягко колышущаяся занавеска. Легкая улыбка заиграла на ее губах, одновременно грустная и полная надежды. Но больше всего меня поразили ее глаза. Они были темно-коричневыми и бесконечно глубокими. В них я увидел принятие, обещание, понимание и что-то совершенно неузнаваемое, но отчаянно необходимое. Я был поражен, обнаружив в ее лице все, что мне было нужно.
Я коснулся ее руки, все еще лежащей на моем плече, когда стоял перед ней. Мои пальцы покалывало от электричества там, где соприкасалась наша кожа. Я больше не стоял на коленях, но все еще испытывал некоторый благоговейный трепет перед этим ангелом милосердия, который, казалось, одновременно понимал мою боль и забирал ее. В ее глазах и улыбке было все, чего желало мое сердце. Все, что мне нужно было сделать, это протянуть руку и принять это. Я почувствовал желание просто взять ее на руки и никогда не отпускать. Ее улыбка стала еще ярче, когда я сделал шаг ближе, сокращая небольшое расстояние между нами, когда я потянулся к ней…
Я проснулся, вздрогнув от непрекращающегося писка моего будильника. Было 4 часа дня, начало вампирского утра и задолго до того, как кто-нибудь из студентов проснется. Мое дыхание было тяжелым от смутных воспоминаний о моем сне, кожу покалывало, когда одежда смывала остатки холодного пота. Я сбросил одеяло и потряс головой, чтобы прояснить мысли, направляясь в душ.
Раннее пробуждение было частью нового графика, в который я погрузился за последние несколько недель с тех пор, как взял Роуз в ученики. Тренировка Роуз начиналась не раньше 5, но я предпочел начать немного раньше, чтобы потренироваться самому. Я провел большую часть своих тренировок с отягощениями сбоку от Розы, плюс еще немного балансировки и растяжки — это работа, но мне было легче совершать утреннюю пробежку в одиночку. Ее темп все еще был значительно медленнее моего, и, хотя мне требовалось от нее всего три мили каждое утро и днем, я предпочитал пробегать от пяти до семи миль каждое утро.
Как бы мне ни не нравилось вставать с постели так рано, я должен был признать, что в этом есть некоторые преимущества. Морои могут выносить пребывание на улице при дневном свете, но это неудобно. Из-за этого они придерживаются ночного графика. В то время как дампиры не подвержены воздействию солнца больше, чем обычные люди, мы обычно придерживайтесь того же графика, что и наши подопечные, что для меня означало вести ночную жизнь. Тем не менее, я жаждал тепла солнца, и с моим более ранним, чем обычно, графиком я мог насладиться последними несколькими часами перед закатом, пока был на трассе.
Бег также был моим любимым временем, когда я просто позволял своим мыслям блуждать. Что-то в размеренном ритме шагов позволило мне погрузиться в почти гипнотическое состояние. Часто мои мысли двигались в том же направлении, что и мои мечты: моя семья или Иван, иногда детство, воспоминания. Сегодня я продолжал видеть вспышки моего предыдущего сна. Это казалось запутанным, но я мог вспомнить маленькие кусочки и фрагменты. Роза стояла рядом со мной, пока я оплакивал своих лучших друзей и напарника-стража. Понимание и принятие, которые облегчили мою боль и чувство вины. Мое притяжение к ней. Ничто из этого не имело смысла в последних лучах солнца, но эти случайные воспоминания все равно приносили ощущение покоя. Странно, но именно этот покой смущал и беспокоил меня больше всего.
На самом деле мне не следовало думать о Розе, не говоря уже о том, чтобы мечтать о ней. Одно дело — проводить время с ней на тренировке, чтобы обсудить ее необычную связь с принцессой, подумать о ее потребностях при планировании тренировок или почувствовать себя инвестором в ее образование карьеру в качестве ее наставника.
Однако это было не только необычно, но и неприемлемо. Искать ее — бессознательно или нет — для утешения, понимания или даже дружбы было чертой, которую я не должен был пересекать. Тем не менее, я не мог не оценить то мгновенное спокойствие, которое ее присутствие давало во время моего кошмара. Хотя это был всего лишь сон, я знал, что ее присутствие также несколько успокаивало (по крайней мере, для меня) в реальности. Она могла действовать мне на нервы, как никто другой, но иногда она также заставляла меня чувствовать себя настолько расслабленным, что могла разрушить некоторые из моих внутренних стен. Как будто она понимала и принимала меня, а не просто уважала меня и мое прошлое. Я никогда не искал этого, но это было трудно полностью игнорировать.
После пробежки у меня оставалось несколько минут до того, как Роуз должна была прийти на тренировку. Я вытащил свой роман и растянулся на коврике, чтобы подождать ее. В то время как ей становилось лучше, когда она приходила вовремя, наша самая ранняя тренировка была самой непредсказуемой. Я едва успел пролистать одну страницу, прежде чем услышал звук открывающейся двери. Быстрый взгляд на часы показал, что она опоздала всего на две минуты, что, вполне возможно, является новым рекордом.
— Ого, Дмитрий, — ее сумка грохнулась на пол, и я приготовился к сарказму, который уже различал в ее голосе. — Я понимаю, что сейчас это настоящий хит в Восточной Европе, но, как ты думаешь, мы могли бы послушать что-нибудь, что не было записано до моего рождения?
Я быстро взглянул на нее, и мне захотелось закатить глаза, также как и она много раз до этого. Я оставил проигрыватель включенным после работы с боксерскими грушами, и радио начало играть «Когда плачут голуби» Принса. Эта песня была старше даже меня. Хотя она никогда не вошла бы в мою сотню лучших, это тоже не была ужасная песня, но я знал, как ей понравилась наша утренняя болтовня, поэтому я подыграл ей.
— Какая тебе разница? Слушаю-то я, а ты будешь бегать снаружи/
Роза сморщила нос, вытянув ноги, а затем игриво высунула язык. Детский сад; очко в пользу Дмитрия. Я улыбнулся и подавил смешок, возвращаясь к своей книге.
— Эй, — я услышал, как она переходит к следующему набору упражнений на растяжку, — В смысле, я, конечно, понимаю важность выносливости и все такое, но не стоит ли перейти к отработке ударов, например? На групповых занятиях меня все еще разделывают под орех.