Роза действительно еще спала, когда я вошел. Я подкрался к изножью кровати, приподняв кусочек простыни, прикрывавшей ее правую лодыжку. Как и сказал доктор, не было ни единого признака ее падения. Я быстро проверил другую лодыжку, просто чтобы убедиться, что не ошибся, на какую ногу пришлась сила падения, но она выглядела точно так же, как и первая. Ни отеков, ни синяков, ни царапин. Она была просто немного красной и, возможно, немного теплее на ощупь. Без всяких объяснений, поддавшись усталости, я накрыл ее ноги покрывалом и вернулся на стул рядом с ней.
На этот раз без зрителей я свободно пригладил ее волосы, заправив шелковую прядь за ухо. Несколько минут спустя я тихо дремал рядом с ней, подперев голову рукой.
Казалось, прошло всего несколько минут, когда я начал слышать, как она ворочается на кровати, медленно пробуждаясь от наркотического сна. Я наблюдал, как ее глаза открылись, пытаясь сосредоточиться на огнях над ней.
— Роза?
Она повернулась на мой голос, с улыбкой встретившись со мной взглядом.
— Привет, — ее голос был немного хриплым, и я поискал немного воды, чтобы предложить ей.
— Как ты себя чувствуешь? — я протянул ей бутылку, и она быстро выпила половину одним глотком, поморщившись, когда прохладная вода коснулась ее горла.
— Странно. Немного сонно.
— Доктор Олендзки дала тебе что–то от боли — ты выглядела довольно плохо, когда я тебя принес.
Я все еще был удивлен, что не было никаких серьезных повреждений или вообще каких-либо видимых повреждений.
— Я этого не помню… как долго я была без сознания?
Я взглянул на часы, время уже близилось к утру.
— Несколько часов.
— Должно быть, перелом был сильным. Должно быть, все еще силен.
Я видел, как она шевелит пальцами ног под тонкой простыней.
— Мне совсем не больно.
— Нет. потому что ты не была серьезно ранена.
Она выглядела примерно такой же удивленной, как и я.
— Ты уверен? Я помню…то, как кость согнулась… Нет. Должно быть, что-то сломано, — она начала садиться, немного быстрее, чем, вероятно, следовало бы. — Или, по крайней мере, вывихнут.
Я схватил ее за плечо, когда увидел, что она неуверенно покачивается, все еще находясь под действием лекарства.
— Осторожнее. Твоя лодыжка может быть в порядке, но ты, вероятно, все еще немного не в себе.
Она продолжала сидеть, потянувшись за одеялом немного медленнее, чем раньше. Она осмотрела свою ногу, как и я, даже проверила другую, чтобы быть уверенной. Увидев доказательство того, что все в порядке, она пожала плечами и вернула свое внимание ко мне.
— Боже, мне повезло. Если бы я повредила ее, это на какое-то время лишило бы меня практики.
Я рассмеялся и вернулся на свой стул рядом с ней. Конечно, она беспокоилась об этом.
— Я знаю. Ты продолжала говорить мне это, пока я нес тебя на руках. Ты была очень расстроена.
Я почти не заметил, как она слегка вздрогнула, прежде чем заговорила.
— Ты… ты принес меня сюда? — я не мог сказать, позабавила ее эта идея или смутила.
— После того, как мы разломали скамейку и освободили твою ногу.
Она откинула голову к стене, закрыв лицо руками, прежде чем мы оба начали смеяться. Возможно, я слишком остро отреагировал раньше, рванувшись со скамейки как сумасшедший, но я так беспокоился о ней. Это был ничем иным, как чудом, что она не пострадала, но я не собирался подвергать сомнению тот факт, что с ней все в порядке. Ее смех превратился в тихий стон, когда она кое-что поняла.
— Какая-то скамейка мне все испортила, — по крайней мере, мне показалось, что она так сказала. Ее слова были приглушены до такой степени, что я с трудом их понимал.
— Что?
Наконец она пошевелила руками, рассеянно вытаскивая волосы из теперь уже разрушенного пучка и позволяя им свободно свисать, когда она вздохнула.
— Я пережила целый день, охраняя Лиссу, и вы, ребята, сказали, что я хорошо поработала. Затем я возвращаюсь сюда и встречаю свое поражение от скамейки, — она отвела взгляд, пряча румянец, разлившийся по ее щекам. — Ты знаешь, как это неловко? И все эти парни тоже видели!
— Это была не твоя вина, — заверил я, сдерживая улыбку, зная, что это только заставит ее чувствовать себя хуже. — Никто не знал, что скамейка сгнила. Все выглядело прекрасно.
— И все же. Мне следовало просто держаться тротуара, как нормальному человеку. Другие новички засмеют меня, когда я вернусь.
Выражение ее лица разрушило мою маску. Конечно, она больше беспокоилась о потенциальной травле со стороны других учеников и о том, что будет выглядеть глупо перед стражами. Не то чтобы ей только что удалось избежать серьезных травм или чего-то в этом роде. Я удивленно покачал головой.
— Может быть, подарки поднимут тебе настроение.
Это привлекло ее внимание.
— Подарки?
Любое прежнее смущение быстро забывалось при одном упоминании о подарках.
Я кивнул и протянул ей маленькую коробочку на соседнем столе.
— Это от принца Виктора.
Она взяла коробку с удивленным видом. Я сомневаюсь, что она чего-то ожидала от него. Она спокойно прочитала записку, и удивление на ее лице медленно сменилось улыбкой. Я не спрашивал, что там написано, и она не поделилась, но у меня была неплохая идея, основанная на том, что Спиридон сказал мне ранее.
Сложив записку и сунув ее в карман, она снова потянулась за коробкой.
— Это мило с его стороны, — крышка поднялась, открывая содержимое. Выражение шока вернулось, усилившись в десять раз. — Вау. Очень мило.
Ее пальцы обхватили тонкую цепочку, осторожно вытаскивая ее из коробки. Лепестки золотой розы были усыпаны маленькими бриллиантами, а в центре красовался гораздо более крупный бриллиант. Это было потрясающе, и даже не видя ценника, я не сомневался, что это стоило небольшого состояния.
— Это довольно круто для подарка на выздоровление.
— На самом деле он купил его в честь того, что ты так хорошо справилась в свой первый день в качестве официального стража, — я все еще был слегка шокирован этой экстравагантностью. Мой голос звучал отстраненно, как будто говорил кто-то другой. Я вспомнил, как Лисса и Роуз восхищались чем-то в ювелирном магазине. — Он, должно быть, видел, как вы с Лиссой смотрели на это.
— Вау, — выдохнула она, поворачивая кулон в руках, чтобы посмотреть, как он блестит на свету. — Я не думаю, что я так хорошо справилась с работой.
— Я знаю.
Ее глаза на мгновение встретились с моими, когда я говорил, одарив меня гордой улыбкой, прежде чем еще раз полюбоваться ожерельем. Я почувствовал легкую боль в груди, когда она с благоговением и удивлением осмотрела подарок. Она заслужила такие приятные вещи, как это. В нашем мире насилия они вряд ли были практичны, но подобная элегантная роскошь, казалось, подходила ей. Это не выглядело бы неловко или неуместно на ее шее, как у некоторых девочек, как если бы они совершили набег на шкатулку с драгоценностями своей матери. Я знал, что роза из золота и бриллиантов будет только подчеркиваться ее собственной естественной красотой, когда она ее наденет.
Несмотря на необузданную силу и огонь, которые горели в ней, я также видел проблески молодой леди, которая могла держаться под давлением с изяществом и самообладанием. В отличие от дерзкого дикого ребенка, каким ее видели многие, она могла бы легко слиться с королевской семьей, если бы захотела. Она заслуживала жизни, наполненной подобными любезностями, и мужчины, который мог бы предложить такое.
Как бы я ни хотел, чтобы эта мысль не приходила, она все равно пришла. Этот человек — не ты. Ты никогда не сможешь дарить ей подарки, безопасность или жизнь, которой она заслуживает. Непрошеные слова задели. Одно дело знать, что я никогда не смогу быть с Розой из-за различных обстоятельств, не зависящих от меня. Я почти мог принять это как судьбу. Совсем другое дело — чувствовать себя недостойным ее. Я был человеком с простыми средствами. Зарплата стража с самого начала была невелика, а тем более когда я был еще в начале своей карьеры. Я был осторожен с тем, что у меня было, избегал долгов, когда это было возможно, и экономил, где мог. Я жил самым необходимым в жизни, позволяя своим западным вестернам быть моей единственной настоящей роскошью. Все остальное я отправил домой, чтобы помочь прокормить свою семью. Мой образ жизни никогда по-настоящему не беспокоил меня до сих пор, но в этот момент меня возмущал тот факт, что я не мог предложить Розе больше, чем небольшой знак внимания. После сюрприза Виктора я наполовину надеялся, что смогу отложить вручение ей своего собственного подарка. Это было бы бледно по сравнению с этим.