Я не был склонен к пьянству (казалось, это было худшее в моем отце, и я не искал семейного сходства), но даже я сделал бы пару глотков. Хотя Иван, как правило, пил достаточно для нас обоих. Чем ближе мы подходили к выпускному, тем больше я прогуливал, просто чтобы присматривать за ним. Он никогда не выходил из–под контроля до такой степени, чтобы причинить вред себе или другим, но после того, как он объявил о своей вечной любви трем девушкам за одну ночь — две из них были сестрами-близнецами, которых он принял за одну, — я почувствовал, что ему может понадобиться трезвая совесть, чтобы держать его в узде.
После окончания университета я полностью бросил пить, за одним исключением: смерть Ивана. Русские похороны часто включают в себя довольно много водки, и я не кто иной, как традиционалист. Однако иногда я упускал социальный аспект. В то время как полевые стражи обычно не пьют из-за характера своей работы, при дворе есть бар, где многие стражи обычно собираются в свободное от службы время. Меня приглашали туда в несколько поездок, возможно, в следующий раз я приму приглашение. Ходят слухи, что у них даже есть приличное русское пиво, хотя я сомневаюсь, что оно сравнится с тем, что было у нас дома.
Странная мысль о том, чтобы заглянуть в общежитие Розы, не давала мне покоя. Мне не нравилась мысль о том, что она проведет вечер взаперти в одиночестве. Это было совершенно не в ее характере. Это я наслаждался одиночеством, а не она. Она была единственной, кто мог наэлектризовать комнату, просто войдя в нее. Я начинал скучать по дикой девушке, которую я похитил с улиц Портленда.
Когда моя смена закончилась и появилась моя замена, я отключил гарнитуру. Однако, прежде чем выключить его, я услышал, как Страж Петрова попросила о короткой встрече со мной перед залом, где будут проходить танцы. Я слегка изменил направление и направился к ней.
***
Наша встреча была короткой, всего небольшое обсуждение деталей по усилению охраны Василисы и о том, как это может изменить графики в течение следующей недели или около того. В этом деле не было ничего срочного, и я был более чем готов уйти и насладиться своим свободным вечером. Когда наша короткая встреча подошла к концу, я услышал знакомый звук, который заставил мое сердце на мгновение остановиться.
Роза смеялась, направляясь к танцующим рука об руку с Мейсоном Эшфордом. Конфликт эмоций мешал думать, не говоря уже о том, чтобы говорить или двигаться. Как бы мне ни нравилось выражение радости на лице Розы — чего–то, что в последнее время не слишком часто проявлялось, — моя кровь вскипела, когда я увидел, что Мейсон, должно быть, рассмешил ее. Однако это чувство не шло ни в какое сравнение с теми, что возникло при виде того, как он держал ее за руку. Жест казался достаточно невинным, на самом деле казалось, что он всего лишь пытался удержать ее на каблуках, когда они быстро направлялись к залу, но он все еще прикасался к Розе. Я был благодарен за то, что моя хорошо отработанная защитная маска скрывала все выражение моего лица, потому что я был всего в нескольких мгновениях от того, чтобы разорвать его на части в нездоровом порыве ревности.
Мое отвлечение, должно быть, привлекло внимание Альберты, потому что она внезапно улыбнулась этой паре.
— Мистер Эшфорд, мисс Хэзевей. Я удивлена, что вы еще не в зале.
— Задержались, страж Петрова, — Мейсон одарил ее приторно-сладкой улыбкой. — Вы же знаете, как это бывает с девушками. Всегда нужно выглядеть идеально.
Его взгляд на мгновение метнулся к Розе, подтверждая, что он так же хорошо, как и я, знал, что она выглядит воплощением совершенства, прежде чем снова сосредоточиться на Альберте.
— Вы особенно должны знать об этом.
Я хотел посмеяться над очаровательной речью мальчика, но слова были выше моих сил, когда я уставился на Роуз. Вероятно, мой взгляд был слишком затянут и очевиден, но я просто не мог отвести от нее глаз. Я никогда раньше не видел ее так одетой. Она была прекрасна, бегая по дорожке с откинутыми назад волосами и раскрасневшимся от физической нагрузки лицом. Она была сногсшибательна, когда ходила между уроками в простой футболке и джинсах. Но то, как она выглядела сейчас, невозможно было должным образом описать ее.
На ней было платье, которое она купила в прошлые выходные. Даже на вешалке я знал, что это будет потрясающе смотреться на ней, но даже мое самое смелое воображение не могло представить то, что предстало передо мной. Черная ткань облегала ее изгибы, обхватывая тело, как объятие. Линия подола опускалась как раз до ее колен, когда легкий ветерок трепал юбку вокруг ее ног. Ее плечи были обнажены, вырез повторял нежный изгиб ее груди, позволяя ее загорелой коже подчеркиваться ожерельем из золотых роз, которое изящно располагалось на груди. Ее волосы струились по спине, как темная река, и мне потребовалась последняя унция самообладания, чтобы не шагнуть вперед, не обхватить их пальцами и не поцеловать ее так, как я так много раз видел во сне. Вместо этого я просто смотрел с благоговением, запечатлевая этот образ в своей памяти.
И по какой-то непонятной мне причине она ответила мне тем же взглядом. Я чувствовал себя ничтожеством по сравнению с богиней передо мной, но, по-видимому, я привлек ее внимание так же сильно, как она привлекла мое.
Мы не обращали внимания на окружающих, захваченные своим собственным маленьким моментом. Мое сердце воспарило, когда она убрала свою руку от руки Мейсона и слабо улыбнулась мне.
Когда я услышал, как он пожелал Альберте спокойной ночи, я смог оторвать взгляд от нашего дико неуместного затяжного взгляда. Мейсон мягко отвел ее от нас, положив руку ей на спину, в то время как голос Альберты потянул меня к апартаментам стражей. Как бы мне ни было больно, я позволил Розе уйти, направляясь к танцам, где ей самое место. Страж Петрова продолжала говорить, но ее слова не имели для меня никакого значения, так как моя жалость к себе начала давить на меня. Роза была так близко, так прекрасна, но я был бессилен что-либо с этим поделать. Она никогда не сможет быть моей.
***
Один в своих апартаментах, мои мысли превратились в вихрь. Я планировал просто почитать и расслабиться сегодня вечером, предаваясь заслуженному одиночеству и, возможно, какой-нибудь еде, которую я позволял себе только в редких случаях. Но я просто не мог усидеть на месте. Слабая романтическая сюжетная линия в моем романе, казалось, ошеломила меня. Мое сердце колотилось слишком сильно, чтобы позволить мне заснуть. Слова, как английские, так и русские, вылетели у меня из головы и остановили любую попытку написать домой. Мысль о еде — какой бы потрясающей она ни была — не привлекала меня.
Я выбрал душ, надеясь, что вода успокоит мои нервы и, возможно, очистит мой разум от образов, которые все еще всплывали в моем сознании. Пар затуманил комнату, но никак не прояснил мою голову. Когда горячая вода полилась на меня, я отказался позволять своему разуму блуждать, как у гормонального подростка. Я был лучше этого. Что еще более важно, она была лучше этого. Были некоторые границы, которые я отказывался пересекать.
Вместо этого я попытался медитировать, позволив струе душа сфокусировать мои мысли, когда образы ненадолго пришли мне в голову, прежде чем я представил, как их смывает в канализацию. Это немного помогло, хотя бы по той причине, что я смог контролировать свое дыхание и в конечном итоге привести частоту сердечных сокращений в нормальный темп. Сделав еще несколько глубоких вдохов, я выключил воду и вытерся.
Я все еще чувствовал легкое беспокойство и подумывал о том, чтобы отправиться в спортзал. Я знал, что в это время ночи он будет практически заброшен, и я смогу свободно выместить свое накопившееся разочарование на боксерской груше без свидетелей. Это была привлекательная идея, но я знал, что мне понадобится немного больше сил, прежде чем отправиться туда, и решил немного поужинать перед отъездом. Я накинул пижамные штаны и направился к своей маленькой кухоньке, когда услышал, как кто-то отчаянно колотит в мою дверь.
Я сделал паузу, прежде чем ответить, гадая, кто мог зайти сегодня вечером. Любой, кто занимался официальными делами стражей, позвонил бы мне на мобильный телефон, но он неподвижно лежал на столе без мигающих огоньков, указывающих на пропущенный вызов. Хотя за последние несколько недель я стал более общительным, у меня не было привычки принимать гостей, и я, честно говоря, сомневался, что другие стражи в кампусе знали, в каких именно апартаментах я живу.