Заслышав имя матери, Мороз встрепенулся. Смысл с трудом доходил до него. Да как могли они говорить такое?! Мама не сделала ничего плохого! Она просто хотела, чтобы у них всегда был дом, чтобы никто не мог разлучить и спрятать. И ничего нигде не сломалось, ничего плохого не случилось, а нечистые совсем не опасные. Врут, всё врут!
– Это ведь неправда, тятя! Почему ты молчишь?
Но он словно глух был. Ни взгляда, ни слова. Одна лишь хватка стала болезненнее. Мороз помнил, что за этим следовало, и не заметил, как весь сжался и замолчал. Но тятя продолжал недвижимо стоять рядом, не вмешиваясь в жаркие споры.
Вперёд вышли двое – мужчина и женщина. Мороз узнал их. Не только по прошедшему обряду Единства, но и по рассказам матери. Князь и Княжна Белой Вершины. Властители Севера. Теперь ясно было почему зовут льдом и пламенем, зорей и месяцем. Ведана оставалась истиной уроженкой юга и как две капли воды походила на всех них: черноволосая и черноглазая. Прищурившись, она глядела в их сторону так, словно выжидала чего-то. Так смотрят на диких зверей, пойманных в сети. А вот Он был совсем другим. Мороз с жадным любопытством хватался за каждую чёрточку. Когда ещё подпустят так близко? К самому то их Князю? Тот не славился крепостью духа, а сейчас и вовсе казался хворым – худой точно до костей и бледный как мертвец. Такой ежели меч поднимет, завалиться на бок и уже не встанет. Зато волосы его блестели золотом, а светлые глаза смотрели живо и мудро.
– От своего имени и имени своего Княжества я предлагаю заточить Морену (отч) в так ею желаемом новом мире. Не думаю, что чада, коих она создала, разберут, где их мать, а где неключимый. Рано или поздно голод возьмёт своё.
Мороз тут же утратил всякое расположение – Белый Князь никакой не мудрец, а просто дурак! В каждом выверенном слове звучала ненависть, неприкрытая и громкая.
– Мои мысли всем вам ведомы, – хмуро пробасил Родогор, Князь (). – Смерть. Пусть и этого мало будет, чтобы отплатить за наши мученья. Я стольких потерял в её происках!..
Остальные нестройным хором поддержали его. Да что с ними такое?! Почему вдруг ополчились, почему хотят навредить? Мама не врала тогда: им лишь бы захватить, уничтожить южан. Земель им мало, людей и скота. Хотят одни пред Богами представать, одни владеть дарованной силой!
Не бывать этому! Не посмеют они тронуть маму! Не посмеют решать! Он не позволит! Тятя не позволит!
Но вскинув голову, Мороз опешил. Кто же стоял рядом? Отец ли его? Властитель? Нет. Кто-то совершенно чужой и незнакомый. Во взгляде чёрном и влажном не нашёл ничего. Ни гнева, ни сожаления, ни силы… Одна пустота.
– Мы все принимаем твою скорбь. Но она может обернуться куда плачевней. Кто знает, к чему приведёт убийство ворожеи?
– Ежели твоими словами, так нам надо бы того вовсе оставить её в живых.
– Ах, вот оно что. Ужели думаешь, я тот, кто будет всеми силами сохранять ей жизнь?
Двое Князей хоть и ругались, но быстро сошлись на одном и больше не повышали голосов.
– За тобой теперь слово, Князь Чёрный. Поведай решенье своё, – волхв утихомирил пересуды одним взмахом посоха.
Все взгляды устремились на них. Мороз кожей ощущал их ненависть, опасность, таившуюся в кажущемся спокойствии и рассудительности.
– Я признаю и её, и свою вину во всём случившемся. Нельзя оправдать нас, забыть и простить все утерянные жизни. Я не отрекаюсь, ни сколько. Но и не хочу, чтобы дольше продолжались эти страданья. Моя жена утеряла рассудок, и то началось задолго до вчерашнего дня, задолго до того, как мы связали свои жизни вместе…
– Мы должны разжалобиться и слезами утереться? – как бы тихо возмутился Родогор, обращаясь к Белому Князю.
Тятя посмотрел на них и прямо ответил, держась так же твёрдо:
– Как я и сказал, зло свершилось. Но не стоит порождать ещё большее зло, ища пытку страшней и болезненней. Она уже испытала её, в мученье и забытьи волоча свою жизнь. И всё чего я прошу, это достойной смерти для неё.
– Да что же это за хворь такая? – прищурившись, вопросил Белый Князь, поддерживаемый под руку израдицей Веданой. – Стоит вот вроде перед нами и разве есть в ней хоть что-то хворое?
– Тебе думаю известно будет, – тятя улыбнулся, жадный до правоты. – Немало ею свершено обрядов. Но один навсегда изменил нас. «(назв)».
Все резко смолкли, побледнев от ужаса. Мороз лишь головой крутил от одного к другому. Словно на разных языках говорили, и он единственный ничего не понимал. Как никогда жалел, сколь мало вслушивался в чужие пересуды.
– Это неправда. Невозможно. От неё давно ничего не осталось бы! От тебя тоже!
– Но как видишь, вот они мы.
– Нет, не верю. Как это великий и могучий Князь Утёса так давно лишён был сил? Да и не позволят Боги забрать столь много!
– Но это так.
– И скольким же пришлось пожертвовать? Они ведь никогда не играют равноценно, а тут…
Между ними вклинился Златодан, Князь (), казалось до того скучающий, а на деле успевший как-то выхватить суть:
– Неужели потому ваш старый князь так скоропостижно усох и изнемог? А я-то, значится, прав был! Подстроил ты всё!
– Отец мой умер, жена с ума сошла, а старшему из сыновей суждено оставить дар и последовать за Богами. Конечно же, мною всё подстроено. Надо было спросить совета у твоей семейки, как быстро вырезать полрода неугодных. Вам-то не привыкать. Отлично ведь получилось, никто и слова не выказал против.
– Да как смеешь!..
– Златодан, хватит, – Белый Князь выглядел так, словно и ему стало противно от пустых угроз. – «», конечно, не сравним с «(конецсвета)», но не зря отнесен к запретным. Он отнимает у ворожея всё дорогое, но никогда не жизнь. В этом и суть: в страдании. И ты просишь у нас пощадить её?
– Я прошу даровать ей достойную смерть. Стоит ли напоминать, что она всё ещё Княжна и дочь Рода ()?
Наступило молчание, в котором тятя сражался со взглядами полными недовольства. Небо затягивалось тучами. Балий осмотрелся ещё раз и высказал итог:
– Ежели решено и никто не хочет вмешаться, мы свершим приговор здесь и сейчас…
– А с мальчишкой что? – опять перебил Златодан.
Мороз боязливо покосился на волхва, но рядом с тятей мог только прикусить язык и прямить спину, не выказывая истинных страхов и горестей. Чем ниже подбиралось солнце к земле, тем сильнее искажались люди. Опасные и безумные, в каждом из них таилась тьма. Её не увидеть днём, но с приближением ночи просыпались звери.
– Он дарован Богам и давно уже не жилец, – высказался Белый Князь. – Ежели ворожея умрёт, кто знает: может, и утянет за собою, а может, придумает чего пострашнее. По мне проще отпустить обоих.
– Это ведь просто ребёнок, – впервые подала голос Светослава. – Не перекладывай на него деяния матери. И свою ненависть.
Княжна () быстро понравилась Морозу не только очевидно южными чертами, но и этой беспричинной добротой. Юг должен стоять друг за друга. Тятя ответил ей кратким кивком, соглашаясь.
– Ты, должно быть, не понимаешь, – а вот Белый Князь быстро растерял спокойствие. – Давняя вражда наша здесь не причём. Рано или поздно этот мальчишка станет угрозой ничуть не меньшей. Разве не видно вам, как дух его слаб, как распадается и слоится уже? Он ближе к грани, чем любой из тех нечистых. Ежели и хотите сохранить цельным и незапятнанным, сейчас-то нельзя сомневаться.
– Сын мой не для того здесь, чтобы его в чём-то винили. Помня, как ты обошёлся с Драголюбом, не ошибаешься ли опять? Веры тебе больше нет.
– Я не врал! Я видел своими глазами над ним мрак и холод. Не было у него души! Ежели сражался и двигался, не значит, что жив, не значит, что под защитой Богов!
– Просто признай. Ты стал жалок. Не мог смотреть на молодого и здорового, когда сам хуже нечистого.