– Может и выполнил. Да только стоило оно того? Мир всё равно не изменится.
Коротко и ёмко. Как же та ещё не взяла под конвой и не заперла, не посадила на цепь рядом с Оком? Несмотря на вселенскую усталость, Элина чувствовала и угрозу, и сквозящее в движениях предупреждение.
– Я могу идти?
Выскользнув за дверь, она не помня себя добралась до коробки-общежития. Ноги онемели, промокли в снегу. Пустяк по сравнению с тем, что довелось пережить. Успев до смерти замёрзнув, Элина осознала, что до сих пор гуляла в одной майке. Холод полунощных земель не колол так сильно, щадил и слушался. Настоящий же сразу показал кто здесь главный.
– Смотри сколько снега занесла! Мне теперь убирать прикажешь?! И что за вид такой? Совсем мозги молодые отбились?!
Даже причитания Сипухи стали усладой для ушей. Элина готова была хоть десятки, хоть тысячи раз выносить диалоги тет-а-тет в её совином логове. Лишь бы забыть навсегда о бесконечных ночах и древних обрядах. Лишь бы не помнить о крови на руках.
Пролёт, ступеньки, длинный коридор и белая дверь – спасительный маяк, её тихая гавань. По хорошему, надо было наведаться в Житник. Синяк под глазом беспокоил не сильно, а вот ожоги на запястьях… Как будто мало ей шрамов. Мороз точно знал, куда целиться, что она ненавидит больше всего. Но, честно, сейчас уже стало всё равно. Душ и мягкая кровать – вот главные цели.
Так она думала, пока не отворила дверь. На неё уставилось несколько пар глаз. Повисшая пауза грозилась перерасти в гробовую тишину.
– Что вы?..
– Эля!
К ней подскочили Десма и Каллист. Вместо объяснений и ответов они накинулись с жаркими объятиями. В прямом смысле. От прикосновений было больно.
– Совсем ледяная, что же ты!.. – воскликнула Десма, и Элина едва успела заметить, как та неосторожно утёрла слёзы. – Так долго держали и не могли даже свитер дать?
– Зачем вы все здесь?..
Её опять перебили. Каллист втянул в комнату и захлопнул дверь.
– Ещё спрашиваешь! Чуть в могилу не свела, исчезла так внезапно! Мы места себе не находили!
Она неуверенно, как-то недоверчиво всматривалась в лица. Терций вскочил наравне с братом и сестрой, но так и не решился подойти ближе и продолжал стоять на расстоянии вытянутой руки. Аврелий растянулся на стянутом на пол матрасе и усилено делал вид, что читает. Аделина стояла у окна, кривилась недовольно и казалась какой-то серой и бледной без привычных макияжа и укладки.
Неужели и правда переживали? Правда?
После всех скитаний и видений чувство одиночества срослось с желанием просто кому-то довериться, открыться. Она думала, что больше никогда их не увидит. Попрощалась навсегда. Но вместо радости и криков, поцелуев и объятий, Элина даже не смогла найти слов.
– Дайте ей прийти в себя, – буркнул недовольно Аврелий.
Аделина поддакнула:
– Иди умойся хотя бы. Выглядишь ужасно.
Элина и без того собиралась. Под их пристальными взглядами было неловко. Как бы ни старались они разговаривать об уроках и прочей отвлечённой чепухе, внимание всё равно перетягивала она, и темы то и дело обрывались на полуслове. Когда уже собрала всякие пожитки и хотела выскользнуть за дверь, Десма заметила:
– Ты в Житнике была?
Покачала головой.
– Мы долго разговаривали с директрисой. И всеми, кто ещё заявился, – заметив хмурые взгляды, Элина тут же постаралась заверить. – Да ничего страшного. На ногах же стою.
Кажется, от такого опрометчивого заявления они сделались ещё злее.
– Иди уже, ради Богов. Потом посмотрю, что можно сделать, – отмахнулась Аделина.
Долго думать не стала, хотя в памяти всплыли картинки одной далёкой ночи, когда она помогала Севериану. Может, не стоило так опрометчиво доверять рукам Аделины? А впрочем, кому другому смогла бы довериться?
Коридор оставался пуст и глух, намекая на поздний час и завтрашний ранний подъём. До чего будет странно возвращаться к ним: этим глупым мыслям и страхам. Но похоже такова судьба, вся её жизнь – делать вид, что ничего не случилось, что всё в порядке, и подстраиваться под ожидания других.
Что-то с громким звоном упало на пол. Только наклонившись и подобрав маленький ключ с биркой, Элина удивилась: когда Аделина успела подсунуть его? Ванная для старост. Верно не хотела, чтобы, встретив её в ночи, кто до смерти перепугался.
Кафельная комната отличалась белизной и стерильностью. Лишь красные носки на батарее нарушали этот мирской баланс и шептали: «Это не сумасшедший дом». Хотя стоило отвернуться, и рябой красный в уголках глаз превращался в разводы крови.
Избавившись от грязной одежды, чей путь определить было не сложно – мусорка, Элина упёрлась в зеркало. Оно больше не пугало её. Пусть отражение и очень пыталось. На скуле расцвёл кровоподтёк. Десяток мелких ссадин и синяков расползлись по коже как витраж, составляя причудливые фигуры пережитого. Но хуже всего шрамы, белые, рубцовые – на запястьях, груди, лице. Мороз не зря заправлял «комнатой страха». Он знал, что она ненавидит больше всего.
Горячая вода быстро привела в чувство. Кипяток. Лишь бы вновь жизнь потекла по венам. Как оказывается мало надо было для счастья. Возвращаясь назад в мягкой пижаме, с чистыми волосами и мокрыми пятками Элина впервые признала значимость таких бытовых мелочей.
Жаль только как бы ни старалась отвлечься, где-то на подкорке сознания оставалась мысль: «Рассказать им всё? Как? А надо ли?». С каждым шагом её охватывал мандраж. А упёршись в дверь, Элина и вовсе остановилась.
– Я говорил им, что после всего тебе вряд ли захочется устраивать ночёвки.
Из темноты выплыл силуэт Севериана. На плечи накинутое полотенце намекало, что он тоже недавно выбрался из душа. Не до конца застёгнутая рубашка и мешковатые штаны оттенков небесно-голубого точно использовались для сна – выйди он так в люди, подумали б, что спятил. На открытых теперь предплечьях расползлось несколько синяков.
Не только ей, всем им досталось.
– Не знаю, что хуже сейчас: остаться в одиночестве или в толпе людей, – и, прежде чем успела обдумать, предупредила: – Я собираюсь всё им рассказать.
– Всё?
– Да. О нас, о Богах. О конце света.
Всякая расслабленность исчезла. Его лицо сделалось холодным и непроницаемым вновь. Резко схватив её за руку, Севериан утянул подальше от других. Они затаились у окна на лестничном пролёте. Серебристая луна одарила их фигуры потусторонним светом.
– О чём ты думаешь? Объясни. Я совсем не понимаю.
– Добро пожаловать в клуб, – криво усмехнулась, вспоминая, как сама умоляла его научиться говорить мысли вслух. Но долго притворяться не смогла. – Если бы я хоть что-то знала и понимала…Просто надоело разбираться со всем одной.
– И ты выбрала их?
– А кого ещё? Императора, директрису? Они давным-давно в курсе, но ведут свою игру. Не нужен им новый мир без Скарядия. Без власти.
– Сама придумала?
До этого избегая его взгляда, смотря куда угодно: в окно, под ноги, сейчас она вскинула голову. Вместо ожидаемой насмешки, любимых им ненависти и неодобрения, разглядела тревогу. Пусть не признаваемую и прячущуюся, но тревогу.
– Времени осталось мало. А я запуталась. Полностью. Всё, что было до этого – ложь. Директрисой созданные декорации, лишь бы избавиться от нас, – быстро исправилась, – нет, даже не так. Пока что мы должны жить, должны вновь воссоздать Тысячелетнее солнце. А там уже всё равно.
– Ты сходишь с ума. Не знаешь, что говоришь.
– Так и есть! – до тошноты устала от его упёртости. – А сейчас хочу просто хоть кого-то посвятить в эту тайну и перестать влачить ношу одной.
Ловить с него нечего. Сколько уже было ссор, выяснений кто прав, кто виноват? Каждый оставался при своём. Сам мир сулил им, намекал идти разными дорогами.