Элина улыбнулась этой притворной строгости «заботливой мамочки».
– На самом деле я закаленная, – отчасти, это уже стало правдой. – Никакой холод не берёт.
– Ну-ну, – он скрестил руки, – может тогда пойдём в проруби покупаемся?
– Мне кажется одного раза было предостаточно, – протянула несмело.
– Вот уж точно!
Пустые разговоры заполняли тишину и какую-то новую неловкость между ними.
– Кошмар приснился?
– Вроде того, – Элина потёрла горло. – Надеюсь, я не кричала.
– Что там было?
– Я умерла. Нет, точнее не я. Он. Сначала убил Далемира, а потом, не выдержав, подставился под медвежьи клыки и ушёл следом. Глупее Ромео и Джульетты.
Пока она неискренне веселилась, Демьян лишь наблюдал. Элина кожей чувствовала. Не трудно догадаться в чём причина. Потому и спросила, не желая оттягивать:
– Наверно странно теперь разговаривать со мной. После всех бредней о Богах и героях.
Он встрепенулся, пойманный врасплох. Бахрома под его пальцами завязывалась в мелкие узелки.
– Я верю тебе. Правда! – от её скептицизма вдруг распалился сильнее: – На самом деле, прости, но я видел кое-что: касающееся тебя и того будущего. Всех нас. Пусть видения и туманы. Кто разберёт, о чём Дивия шепчет на ухо? Не умеет она говорить прямо: один загадки да ребусы. Но думаешь, отпустил бы тебя в ту ночь? Да сразу бы привязал к батарее и рядом сел сторожить!
– Я бы очень и очень сопротивлялась…
– Уж поверь, но ради твоего блага, готов всем пожертвовать. Даже нашей дружбой.
Элина не понимала: благодарной быть или, наоборот, пугаться. Стало вдруг жарко тесниться вдвоём под одним одеялом.
– Чего точно мне не надо, так это жертв. Их и так было слишком много, – голос дрогнул, и она отвернулась, пряча лицо. – Разве стою того?
– Эля…
– Прости, – помотала головой, ища силы на улыбку. – Так меня легко разжалобить стало, не смешно ведь даже!
Он вдруг схватил её ладони и заставил повернуться к себе. Плед сполз с плеч, осел на полу.
– Если хочешь плакать, плачь. Не надо стыдиться. И тем более ждать какого-то подходящего повода.
– О, не говори этого. Нет.
– Ты не доверяешь мне?
– Не в этом дело, – до чего же жалкая. – Просто сколько уже раз ты видел меня не то что в плохом, а в самом убогом из убогих состояний? То я в слезах и истерике, то в крови и шрамах… Любому надоест спасать принцессу, пять раз на дню попадающую в лапы дракона. Что вообще подумать можно?
– Что ты живая и настоящая? Эля, ну что за глупости, – он коснулся её щеки, едва-едва, совсем невесомо, ведь у самого дрожали руки. – Меня бы не было здесь, если что-то не нравилось. Если бы ты не нравилась. Я ведь упрямый прямолинейный баран, как помнишь.
Элина не сдержала смешка. Своих слов назад не брала. Сие сравнение всё ещё было самым точным.
– Всё ведь строится на доверии: я тем более не хочу, чтобы ты пряталась и переживала о том, как выглядишь передо мной. Не надо притворства.
– Да разве…
Вдруг что-то с глухим стуком рухнуло. Они тут же обернулись и сразу наткнулись на Севериана, застывшего в проёме и сжимавшего в руках горшок с (). Пойман с поличным прямо на месте преступления. Погодите, он что подслушивал?!..
– И чем ты там занят? – Демьян сложил руки на груди.
– Стою.
– Это я вижу. Но вряд ли тебе срочно потребовалось полить цветочки. В четыре-то утра.
– А почему нет? Может, уснуть не мог, всё думал о них?
В конце концов Северина вернул горшок на подоконник и подошёл к ним, заглядывая в окно. Молчание затянулось. Элина не знала куда себя деть. Сама не понимала, почему нервничает, почему щёки горят. Что успело так сильно поменяться?
Теребя плед, она всё-таки накинула его и на плечи Севериана, вышедшего на балкон в тоненькой рубашке. Он вздрогнул. Посмотрел как-то странно, не разберёшь, и быстро отвернулся.
– А я говорил, что лучше молчать обо всём. Проблем меньше.
Элина неопределённо помотала головой, уставшая от одной и той же шарманки.
– Вроде бы обсуждали уже…
– И какие же проблемы появились? – вклинился Дёма.
Севериан окинул его снисходительным взглядом и стал загибать пальцы:
– Как минимум гиперопека. Излишнее волнение и внимание. Поиск виноватых. Все лезут в дела, в которых ничего не смыслят и никак помочь не могут. И которые их не касаются.
– И разве это плохо? Забота – плохо? Не всем же как тебе упиваться одиночеством. Чего так трясёшься попросить помощи?
Элина ответила за себя сама, ставя точку в бесконечном споре с Северианом:
– Я старалась справляться в одиночку, – выставила запястья на обозрение, – и вот куда меня это привело.
Атмосфера переменилась. Знала, что использует запрещённый приём, но проверенный и работоспособный. Ночь обожгла холодом, и окно пришлось закрыть.
– Это ты такая – вечно ко всему чувствительная и принимающая близко к сердцу, – выдал в конце концов Севериан, предусмотрительно отвернувшись. – Упадёшь сразу, если никто не подставит руку. Но мне и до этого было хорошо и комфортно. Теперь же одни вопросы с пристрастием!
– О, ну конечно! Тебе самому ещё не надоело?
– Что?
– Во всём обвинять других.
Попытка исправить усугубила положение. Взъерошенные и горячечные оба никак не могли отпустить обиды.
– Давайте не будем о плохом, – завела примирительное, и потянула обоих в комнату, – и пойдём лучше спать. Давно пора оставить эту ночь, всю эту неделю позади.
***
Её возвращение Академия встретила тихо. А скорее вообще никак. Оказывается, для всех Элина отсутствовала по «семейным обстоятельствам». Но какие могут быть семейные обстоятельства у потерянной? Только вот подвоха никто не усмотрел. Или, правильнее сказать, не хотел усматривать. Никому не важны подробности. Правда – тем более, ведь даже в узких кругах ничего не афишировали, не разглашали. Так Аглая Авдеевна завуалировано передала угрозу директрисы: «Всяк много болтающий, не отыщет ни языка своего, ни головы. Верно, Левицкая? Кто это сказал?»
Остальные преподавали отыгрывались по-своему. Их мнению сходилось: все эти дни Элина «пинала балду», разленилась, и обязательно должна была наверстать упущенное в самые крайние сроки. Желательно за день. Желательно сегодня.
Поэтому когда в семь вечера она ввалилась в «Лю шант», ноги едва держали, а лямка рюкзака больно впилась в плечо – «полезная» литература весила порядка пары килограммов.
– Я начинаю жалеть, что вернулась на свет! Вы видели эссе по «»? Полторы тысячи слов! Там различий () и () максимум на триста выйдет! А дальше что?
Элина не переставала жаловаться. Шлёпнув учебник о стол, она вклинилась между Измагардом и Северианом и приготовилась нагло списывать.
– А дальше куча незаменимых: «Как следует из указанного факта», «Таким образом», «Анализируя приведённые данные»… И моё лично любимое: «Подводя итог вышесказанному, нельзя не заметить важность и актуальность исследования, до сих пор имеющего влияние на повседневную жизнь»! Залог хорошего эссе – больше воды, меньше смысла! – Измагард сжалился и отдал свою тетрадь. – Не забудь перефразировать. И даже не думай высказывать своего реального мнения. Чиж этого терпеть не может. Мы должны думать и жить в едином стандарте!
– Так вот почему у меня в прошлый раз была тройка, – озарило Элину.
Севериан подсунул ей и своё эссе тоже. Она улыбнулась и поблагодарила. Пусть тот всё жался к спинке дивана и давно отсел бы, останься ещё свободные места, но тетрадь в руках говорила об обратном. В отличие от её собственного текста: в помарках и исправлениях, где без зазрения совести зачёркивались целые абзацы, его было идеальным. Ровный подчерк без наклона исписал несколько страниц. Не мог ведь сразу выдать такое, не запнуться в мысли – где-то точно должен бы остаться ужаснейший черновик.
– Эссе не так страшно, по сравнению с тем, что нас ждёт. Я про «конец всего», – уточнил Каллист. – Если послушать «(Сказания)», так спасения вовсе нет, не предусмотрено, и: «Всякий последует по пути истинному, когда возложит силы на алтарь». Что в переводе на человеческий означает: «Не рыпайся, иначе хуже будет»