«Ладно-ладно» – примирительно перебила поток брани. – «Но всё же если что кандидатура у нас имеется. Севериан!»
«Может и так. Но не кажется тебе, что юноша этот слишком часто занимает твои мысли?»
«На что ты намекаешь!?» – хуже то, что она и правда покраснела.
«Ни на что. О чём же ты подумала?»
«Только не начинай опять!»
Элина умудрилась свалиться с кровати.
***
После ужина она уже привычно стояла у кабинета Севира. Эти странные встречи так и продолжались. Элина не говорила много, не рвалась открывать душу и совершенно не понимала, чего в ней интересного мог найти Севир. Хотя признаться, иногда хотелось – поделиться всеми распирающими впечатлениями, вопросами, обидами. Чтобы она говорила, а её слушали.
Ровно в восемь дверь открылась, и её пригласили внутрь. Терпкий аромат чая наполнил комнату, и верно на столе уже стояли две чашки из голубого фарфора. Своей маленькой страсти Севир никогда не скрывал. Они расселись, и догадаться о чём сегодня пойдёт разговор не сложно.
– Знаете, дорогая директриса рассказала мне буквально только что прелюбопытнейшую историю. Словно какие-то второклассники пробрались в её кабинет и неведомым образом нашли проход в древнее хранилище. Не хотите поделиться подробностями?
– Да разве есть чем делиться? – ей отчего-то стало стыдно, очень стыдно, как будто тот вот-вот станет отчитывать.
– Я бы с радостью послушал.
Элина не разобрала, так ли это на самом деле или просто очередная подколка. Но смотрел Севир не в пример внимательно и настойчиво.
– Лиля с Вадимом задирали Кирилла, – собравшись духом, выпалила она. – Я попыталась их остановить, и мы немного повздорили. А потом пришла Аглая Авдеевна и всех отругала, сказала, что мы недостойны зваться учениками этой академии и отвела прямо в кабинет.
– Очень похоже на неё, – улыбнулся Севир, скорее прячась за чашкой.
– А там мне просто понравилась статуя с Нарциссом. Я коснулась цветка и тут – бац! – проход. Если бы не Лиля, мы бы туда не пошли. А там внизу жило странное страшное существо…
– Мохры, полагаю. Их мало осталось на земле, Защитники истребили большую часть популяции, но то к лучшему. В канцелярии их причислили к рангу жёлтой опасности. Вам несказанно повезло.
– Так и есть. Если бы оно не заговорило с нами и сразу бы напало, мы были бы трупами. Я точно.
– И о чём же Мохра говорила?
Кажется, она ступала на тонкий лёд. Яромир всё ещё был сильно против рассказывать хоть кому-то о себе. А Севиру тем более. Если так посудить, разве они не родные братья? В этом всё дело?
– О всяком. Почему-то больше всего о Богах, наверно из-за Лили с Вадимом, – и скорее перевела тему. – Значит, Вы знали про это существо в подвале директрисы?
Он рассмеялся.
– Я был тем, кто привёл его сюда. Столь сильное существо помогло справиться с первичным барьером, снижало влияние полунощной скверны. До сих пор снижает. Лучшее наше вложение. Сэкономили и время, и деньги. Но всё же иногда появляются такие как Вы любопытные ученики и влезают куда им не стоило.
– Это случайность, – пробормотала она себе под нос.
– Охотно верю. Однако теперь Вам придётся нести дозор вместе со Смотрителем. Не самая лёгкая задача.
– Почему?
– Он привык действовать в одиночку и потому крайне молчалив. В чём радость обходить территорию с таким компаньоном?
– Это не такая уж проблема. Думаю, мы похожи.
Глава 8. «Шерт» Яромир
– Когда ж уже? Зорь ушла, а тятя никак не начнёт. В твой день никто столько не медлил.
– Смеялся тогда, а теперь сам каков? Жди. Позовут вот-вот.
Двое спрятались под сенью широкого раскидистого дуба. На двор и правда опустилась ночь, небосвод горел звёздами. Сегодня Белая вершина праздновала: один из княжичей вступал во взрослую жизнь, ему исполнялось пятнадцать лет.
– Так что за дар тятя сготовил? Спорим, будет меч какой, богатый и редкий. А ежели булатный, из чёрной стали!..
– Даже спорить не буду. Всем то известно. Мне орудья незачем, Витамиру доверять рановато. Остаёшься ты один, от отцовского гнева нас уберегающий.
Огонёк в ладони Яромира стал подрагивать. Уже несколько ночей он не мог спать, и потому силы ослабли. Поклясться готов был – ежели дар его отвергнут, посмеются, проще удавиться. Сколь многое потратил, поставил на кон. До самого пира сердце будет не на месте.
– Рано иль поздно тятя разгневается. Бегай, не бегай – не успокоится.
– Не порти праздник. Дорогам нашим ведомы сегодня лишь песни, пляски и сладкий мёд.
Далемир засмеялся, как умел только он: содрогаясь всем телом, заваливаясь назад, будто вот-вот упадёт и его пора хватать. И раньше завидный жених, сейчас расцвёл ещё краше: наряженный в белый кафтан и длинные сапоги, увешанный сапфирами и рубинами, умытый и причёсанный. От девиц отбоя не будет. Ежели обряд стерпит.
Вдруг их окутала тьма. Оглянка погасла, и Яромир недовольно встряхнул ладонью. Что твориться-то! Уж и легкий заговор не держит! Не дай отец увидит – убьёт. Внезапно по коже поползли холодные пальцы. Далемир впился в его запястье, и Яромир тогда смог вновь увидеть чужое лицо, на этот раз обеспокоенное и всматривающееся чуть пристальнее. Черные лисьи глаза поблёскивали в холодном свете.
– Не используй меня, как проводник, – пробормотал наперёд.
– Какой-то ты не такой. Захворал ли? Бледный вон, как после чащобы, дух на пределе. Когда последний раз спал? Книжки свои поди опять читал? Может?..
– Нет. Ничего такого, – получилось излишне поспешно, из-за чего Далемир недоверчиво прищурился. – Устал, не выспался. Добро? Ты прав. Но такой день негоже пропускать. Твой день. Я должен быть рядом.
– Не поверю… Ты что же, ведёшь себя как подобает старшему братцу? – он расплылся в широкой улыбке.
– Я всегда такой, – оба рассмеялись, зная, что то не правда.
Вскоре пришёл отцовский прислужник и, убедившись, что всё готово, повёл их через лес к Малой вершине. Далемир нервничал. Любой, кто знал его достаточно близко, понял бы по задранному подбородку и болезненно прямой спине – дела плохи. Яромиру приходилось следить, как бы тот не оступился. Покрытая снегом скользкая тропа сегодня могла стать смертельной.
Около жертвенника полукругом стояло шестеро человек. Лица их укрывала тень, за спинами ярким пламенем разгорался костёр. Ряженные в тяжёлые меха они напоминали зверей, на запах крови и мяса вышедших к людям. Одним из них, точно бурым медведем, был отец. Остальные – старейшины Рода. Все смотрели, все выжидали. Яромир оставил брата одного и занял место подле отца.
– Настал этот день. Вместе с Богами мы принимаем в мир нового мужчину, воина и защитника, – отцовский громогласный голос поднял стаи птиц в округе. – Отныне покровительству отца и матери нет места. Вверяя себя в руки Богов, ты сам отвечаешь за свои решения. Никто не волен отнимать твою душу. Только смерть. Готов ли ты, Далемир, сын мой, отречься от прошлого и вступить в новую жизнь?
– Готов, – страх и предвкушение смешались внутри.
– Тогда подойди и ублажь Богов своей милостью.
Яромир как сейчас помнил своё «прощание». Странно будь иначе – даже зима не успела кончиться. Тогдашнее утро он проходил в беспамятстве, от и до прокручивая всё, что прочёл в родовом талмуде, выданным отцом. Любимое, казалось бы, дело – чтение. Но когда Яромир вступил на заметённую снегом дорогу, увидел столп дыма и размытые жаром фигуры, в голове поселилась зловещая тишина. Он перепутал слова клятвы, споткнулся, разбил обрядную чашу, старше их всех собравшихся. Ходившее поверье остерегало: быть беде. Но куда уж хуже? Будь они одни, отец не остановил бы нож и воткнул до самого сердца.
Далемир справлялся замечательно. Словно рождён именно для того. Сбросив кафтан, он повторял заученные слова клятвы-подношения и спиной опустился на ледяной камень. Глаза закрыты, дыхание ровно.
Отец первым достал нож.
Одно движение и на груди Далемира проступила кровь – начало полукруга, знака перехода в инакий мир. Так повторилось один раз, другой, третий. Пока кинжал не дошёл до Яромира. Оставалась последняя косая черта, последние кровь и боль. Деревянная рукоять неудобно легла в ладони. Он медлил и делал лишь хуже. Бледное беззащитное тело сковало его руки хуже верёвки. Находиться по другую сторону оказалась…странно? Не так приятно, как думалось. Но отныне он часть Рода, не мальчик больше, и должен это доказать. Так надо. Надо. Делай. Лезвие разрезало мягкую плоть, но до того слабо и невесомо, что и крови не было. На помощь пришёл отец, своей грубой хваткой толкая нож глубже. Даже в темноте легко различить было гневный блеск глаз. Конечно, сам-то никогда не дрогнет.