В ту ночь они вдвоём, как и некоторые учителя, помогали Защитникам с поисками, и ушли совсем далеко, ведомые голосами и криками. Встреченные ученики сломя голову бежали от монстров в алом, а Эмилю с Игорем пришлось отвлекать существ на себя. Убить-то удалось. Но какой ценой? Игоря ранило так, что живым из леса ему бы не выбраться. Тогда Эмиль вспомнил какой-то страшный обряд, хранимый в Доме Истории не одну сотню лет, и строго-настрого запрещённый к использованию. Он разделил с ним раны пополам. Всё, лишь бы оба смогли добрести под ручку до лагеря.
– Я про «Скупь-Увер», эти божественные узы, только читал. Не знал, что они могут так странно сработать. Мастер ой как ругался, уши вяли, – потупившись, он неловко погладил правое плечо. – Чуть лицензию не отобрал, которую я ещё не защитил даже. Из Братства, конечно, меня не выгнать, это мой дом, моя семья, но лишить работы и запереть в пыльных архивах где-нибудь под Новореченском, это он мог. Ещё и с лекарствами неясно. Не к Благостным же идти.
У Эмиля перестала слушаться правая сторона тела, и лишь долгим лечением удалось вернуть частичную подвижность. Он хромал и не мог перенапрягать руку, но сам говорил, что прогнозы оптимистичные.
Оказывается, целители не были всесильны. Они с лёгкостью лечили раны и ушибы, всё что угодно, но только если их не нанесли твари с полунощных земель. На это уходило огромное количество силы, и всё равно велик шанс сделать только хуже. Обычно лечение переносили на отвары и непонятные снадобья, созданные из редчайших трав полунощных земель. Добыть такое могли лишь Хранители Пути, но и цену устанавливали соответствующую – опасное то дело. Узнав об этом, Элина поняла, почему её порез на щеке оставили без внимания. А Севир, как всегда, оказался исключением, ведь он – бессмертный. Их ничего не берёт.
Иногда, очень редко к ним на огонёк заглядывал Кирилл. Заметив его первый раз что-то горячо обсуждавшим за одним столом с Эмилем, Элина врезалась в полку и снесла кучу книг.
– Но разве ремесленники не используют только драгоценные металлы? Я нигде не встречал упоминаний даже обычных сплавов, как будто не гильдия, а ювелирная.
– Вовсе нет. Сомневаюсь, что в древности каждый мог позволить себе золотые обереги с рубинами и изумрудами. В обиходе больше было дерево. Но так говорят книги. А как сейчас обстоят дела, лучше спроси у Игоря. Всё же не зря он в Доме материи числится и профсоюзные получает.
На этом моменте приходила Элина и сбивала их с темы. Кирилл тут же бросался прощаться и убегал. Хотя иногда не успевал и попадал в руки самого Игоря, спускавшегося из мастерской, чтобы в десятый раз проверить на Эмиле крепежи, облегчавшие движения. Тогда всем им приходилось выслушивать длинные лекции о связи силы с проводником, о восемнадцати видах металлов, о всевозможных основах для оберегов. Кирилл вроде бы получал, что хотел, но рядом с Игорем резко менялся, стихал, возвращался в привычное состояние мышонка.
***
Так и пролетали дни, один за другим. Октябрь встречал опавшими листьями и первыми заморозками. По такому случаю им выдали новую форму, утеплённую, ещё не зимнюю, но уже и не летнюю. Элина стояла напротив зеркала и крутилась из стороны в сторону, прицениваясь. Хорошо, что юбка теперь ниже колена и ворот под самый подбородок. Так намного лучше, можно полностью спрятаться в одежде, почти не думая, кто и что мог бы сказать.
Время близилось к отбою, но с первого этажа так и слышались смех и ругань – завтра воскресенье, единственный выходной. Иногда Элине хотелось спуститься вниз и тоже упасть в одно из кресел, вникнуть в глупые разговоры и забыть обо всём на свете. Но, конечно же, ещё ни разу ей не хватило смелости.
Устало повалившись на кровать, она выхватила из стопки «Историю княжеских усобиц» и собиралась прочесть страниц пять, зная, что это верный способ заснуть. Но отчего-то не могла осилить и строчки, а вместо сна в голове гулял ветер, тысячи мыслей о том, чего не исправить, чего никогда не случится.
Так вдруг сильно захотелось домой, в свою комнату, вернуться к привычным ссорам родителей и проблемам обычного подростка. Да только что изменится? Ты – главная проблемы. От себя не сбежишь. Всё о чём могла думать, крутившееся пластинкой: «Если те слова правда, если от моей уверенности и самоотверженности зависят жизни миллионов людей… Я стану причиной их смерти. Мир обречён. Что бы ни делала, этого недостаточно. Не жди помощи, слабачка». Но с каждым разом внутри только росло отвращение. Она так устала. Она готова была отречься от всего мира и радостно смотреть на конец света.
В этой холодной тихой комнатушке Элина как никогда сильно ощутила одиночество и свою неправильность. Если бы только она была другой, если бы спустилась вниз и завязала разговор, смеялась и веселилась, как и все они. Если бы не боялась. Если бы не думала так много…
Может всё было бы иначе?
– Да разве это возможно?
Элина обхватила себя руками, но ничто не способно было заменить тепла живого человека, и от осознания этого сами собой полились слёзы. Такие как она не достойны любви, не заслужили. Мерзкие и жалкие. За что их любить? Найдётся ли хоть кто-то, кому не будет противно?
Бац!
Дверь вдруг распахнулась и со всего маха ударилась о стену. Элина подскочила как ошпаренная, быстро вытирая мокрые щёки. В комнату бесцеремонно ввалились двое. Аделина и…Севериан. Неужели вернулся? Вот только что-то было не так. Аделина буквально тащила его. Он шатался, ноги едва держали, губы сжал до красноты, сам болезненно бледный, бледнее чем обычно.
– Садись, давай. Аккуратнее.
Со стоном Севериан умостился на кровати, мало того ударившись лбом о подвешенный цветок. Аделина включила настольную лампу и принялась что-то искать. Элине же хватило одного взгляда на чужую спину, чтобы живот опасно скрутило, а виски прошибло болью.
Его белая рубашка насквозь пропиталась кровью.
И как это понимать? Вместо того чтобы вернуться отдохнувшим и здоровым, он покалечен, даже хуже чем до этого! Не лучше ли им было сразу идти в Житник к целителям? Чем вообще могут помочь? Просто глядя на Севериана, Элина сама чувствовала боль. Он морщился, дышал загнано, вздрагивал – так сильно старался держаться, что впился в ладонь зубами.
– Эй! Если так нравится пялиться, лучше встань и помоги!
От оклика Аделины подскочила на месте. Щёки привычно зажгло стыдом. И так меж ними всё висит на волоске, вот-вот оборвётся с концами. Удивительно, что вообще решила заговорить!
Элина, наконец, сделала то, чего хотела – подошла ближе. Севериан мазнул туманным взглядом, наверно, даже не понимая, кто перед ним. В один момент он запрокинул голову назад, с силой сжав челюсть, и налетел бы на стену или козырёк изувеченной спиной, но Элина успела крепко вцепиться в плечи. Соберись!
– Что мне делать?
Аделина подсела к Севериану. В руках – ножницы и мокрая тряпка, ведро с водой оставила у ног. Обычно то стояло на подоконнике, предназначенное для поливки растений.
– Держи его. Будет дёргаться, сделаю только хуже.
Элина засомневалась, хватит ли ей сил.
– Может, позвать Измагарда или Аврелия? Почему вы без них?
– Они в театральном, а нам нужно торопиться, пока не перешло в ту стадию, когда я уже не смогу помочь. Так что держи!
Неожиданно голос подал Севериан:
– Всё в порядке, я себя контролирую.
Но Аделина раздражённо возразила, ставя точку:
– Молчи. Мне хватило прошлого раза.
Элина примостилась рядом и вновь обхватила Севериана за предплечья. Через тонкий слой ткани чувствовался нарастающий жар его кожи, лихорадка, поразившая тело. Что же произошло? Его лицо, такое непозволительно близкое, обнажало непривычно искренние эмоции. Ей было видно всё: и излом бровей, и отблеск слез, и будто молитву читавшие губы. Крепко зажмурившись, он до хруста стиснул собственные колени.
Аделина, как хирург со скальпелем, разрезала прилипшую рубашку. Высвободив рукава и оставив Севериана полуголым, она перешла к самому сложному: спекшаяся кровь не давала так просто избавиться от одежды. Для этого и понадобилась вода. Смачивая остатки ткани, Аделина, наконец, разглядела раны.