— Смотри! Вот тебе пакости! Заходишь, сразу кидай дымовую завесу. И пока все кашляют, как перед смертью, выбирай лучшее место! Понял? — вздыхала я, видя краем глаза, как родственники собрались на перроне в полном составе.
— Мам, ты точно со мной не поедешь? — тихо спросил малыш, сжимая мою руку. Он говорил шепотом. В глазах у него стояли слезы.
— Так, слезы вытер и сопли пустил! Мажешь их об сидение и соседей! — приводила я ребенка я порядок. Даже карманы вывернула наизнанку. И штанину испачкала, чтобы видно было, какой у меня хулиган и сорванец.
— Точно не поедешь? — послышался голосок.
Я смотрела на других родителей. Они махали своим детям, умиляясь, как быстро летит время. Огромные чемоданы были свалены на перроне. Перед самой отправкой их отнесут в грузовые вагоны.
— Как мама учила сопли мазать? — осматривалась я по сторонам. — Правильно, восьмерочкой! Рисуем соплей восьмерочки. И… Чуть не забыла! Обязательно, как сядешь, вытри ноги о сидение напротив. Понял?
— Да, мам, — дрогнул голосок. — А ты будешь мне писать?
— Конечно! Всякий гадости! Каждый день! — обняла я сына, делая вид, что он больно наступил мне на ногу. — Ай! Сынок! Ты что делаешь! Это же мамины новые туфли! Хулиган! Испортил маме дорогие туфли! Ну не ребенок, а исчадье!
Туфли из драконьей кожи на тонкой и острой шпильке я носила уже целую вечность. Когда я их покупала, мне сказали, что сноса им не будет. И правда! Как прокляли! Как только я их купила, у меня на пять лет закончились деньги! Поскольку у меня не было денег на новые, я всем рассказывала, как горячо их люблю.
Я жадно смотрела на то, как мой малыш забирается по крутым и опасным ступенькам поезда и проходит вдоль творящегося безобразия. Визги, вопли, крики и всякие гадости, которые летали по салону, иногда намертво прилипали к стеклам, — ничуть не волновали его.
— Ну как же так! — поджала я губы, показывая на дымовую завесу, спрятанную мамой в левом кармане. Надо же! Забыл!
Мой сын скромно сел в уголочке возле окошечка, пока на заднем фоне мелькала кавалькада сорвиголов, сносящих все на своем пути. Скромность — это не лучшее украшение для демона. Зато отличное украшение для подарка нелюбимым родственникам.
Пока все демонята сходили с ума, громя вагон, мой скромно рисовал что-то на оконном стекле, изредка поднимая грустные глаза.
На нас уже начинали смотреть косо. И даже посмеиваться.
— Главное, чтобы вагон не взорвал, — громко заметила я, глядя на пальчик, скользящий по стеклу. — Просто я с утра отобрала у него книгу «Как взорвать поезда при помощи магической печати, нарисованной на окне». Надеюсь, что он не все успел запомнить!
Издевательские улыбки тут же померкли.
Невнятный голос произнес на весь вокзал: «Ымым… ссажиры… ом-ном-ном… отходит… через ом-ном-ном! Ммм! Где еще один отвратительно-вкусный пирожок? Куда я его положила?».
Поезд дал низкий гудок, сообщая, что собирается позорно сбежать из этого ада.
Я внимательно следила за родителями. Сейчас поезд сдвинется. И начнется погрузка багажа. Но до этого нужно не упустить момент…
— С багажом все ужасно, — лениво ковылял демон — ревизор по перону. В глазу у него было какое-то стеклышко, которым он внимательно сканировал каждый чемодан. — Отвратительно… Следующий!
Я честно предъявила ему наши чемоданы. Один, правда, решил покончить свою чемоданную жизнь, бросившись под поезд. Он рвался, словно конь ретивый, пока я держала его хвостом в надежде, что он устанет раньше, чем я.
— Псссссс! — послышался звук.
Поезд дернулся. Откуда-то из-под поезда повалил густой и вонючий пар. Он окутал все вокруг. Не было видно ни силуэта поезда, ни вокзала, ни соседей.
Словно по невидимой команде, я выбрасывала ненужные вещи из второго чемодана, забиралась в него, тут же застегивая молнию магией.
В маленьком смотровом глазке, который я проковыряла все еще виднелся белый туман. В меня снизу уперся флакон шампуня, обещая всю дорогу компенсировать мне годы вынужденного женского одиночества.
Когда белый пар рассеялся, на перроне никого не было.
Только сумки и кучи мусора.
Я почувствовала, как меня закидывают вместе со всеми в грузовой вагон. Стиснув зубы, я поняла, что у нас с шампунем намечаются серьезные отношения на протяжении всего пути. Я даже предложила ему пожениться.
— Ааааа! — беззвучно выдала я, пытаясь повернуться на «девственный бок». Я лежала буквой «зю», сплевывая кисточку хвоста.
— Пыф! — выдавала я, слыша, как поезд начинает медленно трогаться.
Неужели я одна решилась на такой подвиг? Попасть в Академию Зла в багаже собственного ребенка — это настоящее безумие!
Если честно, то я чувствовала себя немного глупо. А бальзам для волос — брат близнец шампуня намекал, что сделают со мной, если меня поймают. Еще минут десять таких намеков, и я уже буду морально готова понести заслуженное наказание!
— Апхи! — внезапно послышалось подо мной.
— Шоб ты сдох! — ответил сдавленный женский голос. Послышалась глухая возня. — Мы дедушку не забыли? Он у нас лучший алхимик!
— Я сам его складывал! — послышался мужской бас. — Голову деда я положил в красный чемодан. Там же его ноги.
— А я всегда говорила, что у него ноги от ушей! — послышался старческий, скрипучий голос. — Ой, красивый был при жизни! Просил не воскрешать его до свадьбы внука! Но тут такой повод!
— Руки и нижнюю часть туловища я положил в черный чемодан, — перечислял глава семейства, пока я пыталась не выколоть свой глаз флаконом дурманящих духов: «Кинжалло». Перед ним не устоит ни один мужчина, комар и колорадский жук.
— Я знала, что не надо было за тебя выходить замуж! Ты ни капельки не уважаешь моих предков! Надо же! Сложить руки вместе с задницей! — всхлипнул женский голос.
— А я ему и при жизни говорила, что он рукожоп! — послышался старческий голос.
— А ты все из фамильного склепа достал? — послышался встревоженный голос супруги. — Точно все? Повисла тревожная тишина.
— Там, кажется, мизинчик остался… Отвалился, пока я его вытаскивал! — припоминал супруг.
— Это не мизинчик! — вздохнула бабка. — Ой, этот засранец — насильник… Или как его там…. так тряхнул моей стариной, пока нес, что я молодость раза три вспомнила! А за «мызынчик» не переживай! Он им и при жизни сильно не пользовался. А после смерти тем более! Эх, глаза бы мои его не видели, руки не щупали!
— Глаза! Мне кажется, я забыл глаза! — послышался перепуганный голос главы семейства. — Они могли остаться на столе, в гостиной! Я их в черный футляр положил! В спешке!
— В черном футляре? — ужаснулась бабка. — Там где таблетки мои лежали! Я же без них не вижу … ничего плохого в том, чтобы поубивать всех вокруг!
— Я положила футляр, — выдохнула супруга. И все, вроде бы, успокоились.
— Как хорошо, что нам одним пришла в голову эта гениальная мысль пробраться в Академию под видом багажа! — не без чувства гордости заметил супруг.
Снова стало тихо.
— Ты что? В этот чемодан положила наш свадебный альбом! Ты же знаешь, у меня аллергия … на… на… АПЧХИ! — на все багажное отделение выдал глава семейства.
— Будьте здоровы! — тут же послышалось слева от меня. — Не болейте, а сразу умирайте!
— Будьте здоровы, будьте здоровы, — слышались ядовитые голоса, мужские и женские, со всех сторон. Весь грузовой вагон наполнялся голосами.
— Слава Его Величеству! — произнес кто-то, когда гул стал стихать.
— Его Величество — красавчик! — вздохнул кто-то сверху, кашляя и шмыгая носом.
— Да, да, вы продолжайте! — ехидно заметил голос справа от меня. По всей видимости, он принадлежал мужчине. — Нам очень интересно!
— Все! Я так больше не могу! Ты мне сейчас рога сломаешь! — возмутился мужик подо мной, но, судя по голосу, даже не далеко, а, скорее, глубоко. Глубоко подо мной.