Форман ухмыльнулся и развел руками.
— Если ты Номер Два, — обязан пошевелиться быстрее…
Выражение ее лица неуловимо изменилось: сожаление явственнее проступило на нем.
— Чем серьезнее я говорю с тобой, тем больше ты резвишься.
— Смех не преступление.
— Да, не преступление. Но ты не можешь не понимать, что у нас еще достаточно серьезных проблем.
— Например? Я имею в виду — за исключением моей достойной восхищения способности спасать тебя от смертельной серьезности.
Грейс улыбнулась; он с облегчением смотрел на эту улыбку.
— Пол, я боюсь, ты будешь надо мной смеяться или рассердишься, если я тебе кое-что скажу… Что…
Грейс глубоко вздохнула.
— Ну ладно. Я не могу понять твое неверие в Бога, в любого Бога. Мужчина, настолько чувствительный, настолько интеллектуальный, как ты, — и вдруг отметаешь абсолютно все свидетельства? Как ты можешь…
Форман выпучил глаза и перекрестился.
Грейс покраснела.
— Я так и знала, что ты не поймешь.
— Ты просто спятила на своей религии! Фанатичка. Задавать вопросы такого рода в такой момент?! У меня нет скорого ответа для тебя. Я даже не знаю, правилен ли твой вопрос. Мне нужно подумать над ним, мне необходимо время.
— Да, — сказала Грейс. — Это я и имею в виду. Я думаю, нам обоим нужно время, чтобы подумать, чтобы посмотреть на наши чувства. По крайней мере, это нужно мне, а я не могу сделать это, пока я с тобой, Пол. Я прошу тебя помочь мне оставить тебя…
Он не ответил. Не мог. Ничего не оставалось — только встать, повернуться и начать уходить прочь, глубоко засунув руки в карманы и внимательно смотря себе под ноги, как будто он что-то потерял на земле.
Бристол рывком распахнул дверь своего номера. Бульдожье лицо продюсера было покрыто пятнами, многочисленные морщины, складки и бороздки проступали на нем, глаза налились кровью.
— Где, черт побери, тебя носило?
Не отвечая, Форман прошел мимо.
На диване расположился Гарри Макклинток; рядом с ним сидел Джим Сойер. На лицах обоих торжественное и серьезное выражение. Они настороженно смотрели, как Форман входит в комнату.
На журнальном столике стояли пустые стаканы и бутылка скотча. Форман налил себе виски, выпил.
— Ты должен был быть здесь тридцать минут назад. — Глаза Бристола закрылись и открылись, и он хлопнул своим большим кулаком о ладонь другой руки, сделав это, однако, так удивительно немощно, как будто у него кончались силы.
— Отвали! — ответил Форман и налил себе еще порцию.
— Мне все равно, это твоя проблема.
Форман опустошил свой стакан и пошел к двери.
Бристол сделал шаг за ним.
— Куда ты пошел? Ты работаешь на меня, запомни. Я здесь распоряжаюсь, когда тебе уходить.
Формана остановил Макклинток.
— Это Шелли. Она умерла пятнадцать минут назад.
Форман повернулся к оператору:
— Повтори…
— Ее нашли сегодня утром на пляже, дети натолкнулись на нее. Кто-то здорово над ней поработал.
Форман неуклюже сделал шаг или два, напряженных и неуверенных, вернулся в комнату, взглянул на Бристола.
— Не надо на меня так смотреть, — сказал Бристол. — Это что, моя вина, что у нее был словно зуд какой-то постоянно? Все это знали. Мы вчера ужинали кое с какими людьми. Она сорвалась и убежала.
Форман сел.
— Она слишком много выпила, — продолжал Бристол. — Ты же понимаешь. Слушай, я пытался остановить ее…
— Судя по ее виду, она заходила в воду, плавала, — сказал Макклинток. — Перед этим она, должно быть, сняла юбку, но полицейские пока не могут ее найти. Потом на ней осталась только блузка и трусики. Какой-то ублюдок, наверное, встретил ее в таком виде. По всей видимости, она пыталась сопротивляться, и он избил ее до смерти. Она так и не приходила в сознание. Полицейские сейчас опрашивают людей.
— Она говорила, что собирается умереть, — произнес Форман.
— Она сама виновата, — взорвался Бристол в запале, которого сам не чувствовал. — Убежать от меня вот так… Вы представить себе не можете, что значит жить с такой женщиной. Сплошная беда. Я делал все, что мог сделать мужчина на моем месте.
Форман подошел к окну. Отличный день для пляжа, солнечный, безоблачный. Он почти мог слышать веселые крики купающихся внизу, в заливе.