Вот краткий рассказ о походе той не знающей поражений армии. Она быстро взяла мощную крепость Бадхнагар и двинулась затем в направлении на Идар. Его заминдар Нараин Дас Ратхор5 счёл прибытие царских военачальников великой честью и вышел приветствовать их. Он поднёс подобающие дары; а когда победоносное войско достигло Гоганды, резиденции раны, рана Кика вы-
ft.
115 т-
разил стыд и раскаяние в своём прежнем поведении и постоянном небрежении к службе и, изъявив покорность, предстал перед рад-жой Бхагван Дасом. Он [рана] также пригласил того в свой дом и принял его с почётом и радушием. Вместе с ним послал своего сына и наследника и передал, что по велению несчастливой судьбы жажда одиночества (таваххуши) охватила его, и потому он подаёт своё прошение через раджу и посылает сына в знак почтения. С течением времени, когда его скорбное (или невоспитанное) сердце смягчится, он прибудет сам и лично засвидетельствует покорность. Через некоторое время прибыл и раджа Тодар Мал из Гуджарата и изъявил почтение. Он передал в царские архивы исправленные соглашения (джама манакка) тех земель. Рана, направляясь куда-то, также посетил его и выказал покорность и льстивость.
Одним из событий стало прибытие Музаффар -хана и назначение его на высокий пост вакила. Хотя подобный светоч престола царства и веры [то есть Акбар] не нуждается ни в вакиле, ни в визире — ибо его дальновидный талант возлагает на себя ответственность за все обязанности управления, — однако Его Величество, либо с намерением сокрыть себя, либо из смирения пред Господом, или же чтоб возвеличить достоинство верных слуг, время от времени передаёт обязанности управления одному из придворных. Таким образом, ныне он рассудил, что на должность вакила вновь необходимо назначить Музаффар-хана. В Гуджарате было приказано, чтобы Музаффар-хан, где бы он ни находился, отправился в путь и явился, когда победоносные стяги достигнут столицы. Музаффар-хан взял с собой Халдин-хана, Мирак-хана Кулаби, Шах Кули Майманди, Ходжа Шаме-ад-дина и прочих из войска Мальвы и двинулся в Гуджарат. Близ Уджаина соединился с раджой Ман Сингхом, направляющимся из Качивара в Гуджарат. Ходжа Шамс-ад-дин Хавафи6 сообщает, что два сеора (аскеты-джайны), обратившись к астрологии, узнали и объявили, что войско вскоре вернётся. Музаффар-хан, чтобы проверить их, приказал временно взять их под стражу. В городе Дхуб7 от Асаф-хана и Касим Али Систани 68 были получены письма с сообщением, что Гуджарат завоёван доброй удачей Шахиншаха, а мятежные и строптивые скинуты с высоты самомнения в бездну погибели. Также вышел фирман с приказанием, чтобы военачальники остановились там, где есть, и изготовились к маршу в столицу. [Все] изумились проницательности тех двух отшельников. После ликования, вызванного добрыми известиями о победе, войско повернуло назад. Ман Сингх направился в свои владения, а Музаффар-хан всё ещё отдыхал в Сарангпуре, когда пришли известия, что царские знамёна достигли столицы. Музаффар выступил с чрезвычайной поспешностью и засвидетельствовал почтение в день аниран, 30 абана, Божественного месяца. Его приняли с царственной благосклонностью и назначили на высокую должность вакила. Свои дарования он направил на ревностное исполнение обязанностей в сфере финансов и управления. Когда же приступил к своим прежним задачам и исполнил добрую службу благодаря удаче Шахиншаха, его око, по злополучию, выпустило из виду величественную поддержку ниспосланной Богом удачи и помнило только о себе. Он пристрастился к лишающему разума вину мирского успеха и каждую удачу в [делах] управления приписывал теперь собственным способностям. Он захватил управление внешними делами, а поскольку Владыка Мира, чтобы сделать ему приятное, даровал [Музаффару] титул вакила, сей скудоумный постепенно возомнил, что достоин сей службы, и его высокомерие возросло. Он не понял причины небрежения Шахиншаха и его снисходительности (букв, «взгляда сквозь пальцы»), а устремлял взор [лишь] на себя самого и стал самонадеян. В конце концов встал вопрос о клеймении (сахн-и даг-и-сипахи), и поскольку он охмелел от вина самомнения, а разум его покрылся ржавчиной, то не вник в суть [дела] и позволил себе безрассудные замечания.
Вот сжатый рассказ об этом. Святой разум Его Величества опечалился, когда открылось, что меж господами и слугами возникли противоречия. Ибо недостойные и продажные чиновники, не имеющие ни частицы разума, ни верности, привыкли считать, что их выгода заключается в ущербе для других, и частенько допускали несправедливость, неразборчивость и небрежность. Это вело к тому, что слуги в случае малейших осложнений посыпали главу пеплом вероломства и уходили к иным господам. Во тьме своего разума они