Ошибаетесь, уважаемый падре Монсеррат! Ваша миссия, по меньшей мере та её часть, где были задействованы вы, не оказалась сплошной неудачей. Результатом её стало создание ценной книги. Можно также вспомнить строчки из эпоса об Аиде, которыми восхищался Джон Брайт: там идёт речь о том, насколько полезнее малого успеха может оказаться большая неудача. Не напрасно пролилась и кровь Рудольфа. Вне всяких сомнений, его проповеди и гибель повлияли на Акбара и весь мусульманский Двор.
Монсеррат посвятил Рудольфу длинное и красноречивое надгробное слово: разумеется, это был человек благородного склада ума, но с недостаточным опытом. Он мог принести много добра Агре. Мог обратить троих сыновей Акбара, расположенных к нему и получивших от отца разрешение присутствовать на его проповедях. Был талантлив и за короткое время хорошо выучил персидский. Однако, ослабив себя постом и самобичеваниями, принёс Индии — дай всему миру — гораздо меньше блага, чем Монсеррат. Тот написал бесценную книгу и оставался верен своему назначению. На нём не лежала ответственность за смерть четырёх христиан и жестокости португальских властей.
Монсеррат работал над книгой на протяжении восьми лет и закончил её в 1591 году. Автор мало рассказывает о себе, но трогательно читать, чем утешает себя за то, что провёл годы в тюрьме: он был в обществе одного священника, которому мог полностью исповедаться (propter exomologesem). Бедняга, едва ли его исповедь была особенно длинной: ведь он находился в заключении! Однако не чувствовал себя несчастным — ведь именно в то время им написано, что эти строки созданы в приятном месте!
Салим, впоследствии Джахангир, сопровождал отца, как и второй сын Мурад, наставником которого являлся Монсеррат. Рудольф, сын герцога, оставался в Фатехпуре. Его дядей [как уже говорилось] был Клавдио Аквавива, генерал (препозит) ордена иезуитов. Рудольф поехал в глубь страны, намереваясь встретить Акбара на обратном пути из Кабула, но в Сирхинде слёг. Затем присоединился к [царю] в Лахоре, и оба вернулись в Агру или Фатехпур. Всё-таки покинув Двор, в 1583 году отправился в Гоа, куда прибыл в мае. Спустя три месяца, в Чунчулиме, погиб от руки индийских крестьян Гоа-Сальсетты вместе с четырьмя христианами. Все пятеро канонизированы Папой в 1893 году. Рудольф оказался талантливее Монсеррата, что продемонстрировал, быстро изучив персидский. Пожалуй, он представляется более аскетичным и близким к святости, нежели Монсеррат, но я сомневаюсь, действительно ли оправдана его канонизация. Не стоило крушить идолы, ведь именно это стало причиной его гибели. Рудольф, будучи частным лицом во время путешествия в Чунчулим, не располагал поддержкой португальских властей. На это обстоятельство указывал в своём исследовании один из противников канонизации [?], что, однако, не встретило поддержки. Сам же [Аквавива] горячо желал мученичества и сильно жалел, что не может обрести этот венец при Дворе Акбара. Нетерпеливость и нетерпимость его объясняются возрастом и воспитанием. Мне представляется большой ошибкой его отъезд из Фатехпура. Действительно, обратить в христианство А.к(бар:>а было едва ли возможно: разве мог миссионер убедить его отказаться отЗОО жён и ограничиться единственной женщиной преклонного возраста, на которой того женили в детстве? Наверное, ответ Акбара подобен возгласу Агриппы перед апостолом Павлом: «Столь слабыми доводами желаешь сделать из меня христианина!» Но он мог оказать огромное благотворное влияние на жён и потомство Акбара. Ведь тот дозволил миссионерам свободно беседовать с его детьми и даже пытаться обратить их...
Когда Монсеррат отправился вместе с Акбаром, его спутник и [руководитель] отец Рудольф остался в одиночестве в Фатехпур Сикри. Человек знатного рода и безупречного характера, молодой и горячий, ему недоставало такта и здравого смысла.
Акбару нравился Рудольф, и он сожалел о его смерти. Однако нет сомнений, что в качестве спутника предпочитал более сдержанного Монсеррата, ибо взял его в долгий поход в Кабул. Однако, заботясь о здоровье Монсеррата, оставил того в Джелалабаде.
Находчивость отца Рудольфа подтверждается смекалкой, которую он проявил в ответ на реакцию одного парса в Сурате. Во время беседы на религиозные темы иезуит — возможно, случайно — открыл ларь (scriniolum — ларь, шкатулка) с мощами Святого великомученика Стефана и других святых. Парс пришёл в ужас, отшатнулся и произнёс: «Это же кости мертвецов, я не могу оставаться тут. Мне надо сменить одежды».