— Обычно мы его не слышали, ходит он практически бесшумно, да и из-за шума воды его услышать сложно.
Отшельник, постояв еще немного, двинулся к костру:
— Вечер добрый, — приветствовал он сидящих у костра рыбаков, — смотрю у вас новенький появился.
— Здравствуйте. Доброго здоровья Вам. — Ответил Бронт. — А это наш молодой подающий надежды офицер. На сей раз, он Вас вперед заприметил.
Отшельник действительно выглядел глубоким старцем. Глаза скрывались за густыми бровями, давно не стриженная седая борода начиналась от самых глаз и доставала до груди, а там где она не прикрывала лицо проглядывалась посеревшая морщинистая кожа. Он задумался, глядя на костер. Остальные тоже молчали.
— Ты давно меня отслеживал, с того момента как только я вышел из-за сопки, — начал он говорить, не отводя взгляда от пламени, — у тебя был хороший учитель, настоящий мастер. Это он научил тебя видеть сквозь сумрак?
Ким недоуменно повел плечами:
— Я не знаю. Может и он. Только учил он меня совсем другому, он учил меня боевому искусству, а это, он сказал, приходит позже.
— Да, он прав, — согласился старик, — способность видеть суть приходит позже, и не понятно, почему ты сейчас можешь это делать. Но ты можешь и это так.
— Только вот теперь знать бы, зачем это мне нужно.
— Никто не знает, зачем ему нужно жить, дышать, любить, ненавидеть. Но из этого состоит наша жизнь, и без всего этого нет жизни, в том смысле как мы ее себе представляем.
— Ну вот, начали философствовать, — проворчал Бронт, — присаживайтесь уважаемый поближе к костру, а то ночь холодная, да отведайте пойманной сегодня рыбки.
— Спасибо. Не откажусь. Вы люди добрые, зла в душе не имеете, почему бы не принять приглашение, исходящее от чистого сердца.
Отшельник с достоинством устроился у костра и взял предложенное угощение.
— Хорошо приготовили, — похвалил он, — давно я такой не пробовал. Кармаином приправляли?
— Точно. Было дело. — Кивнул адмирал, — Нравится нам эта ягода. Дух у нее лесной, густой.
— Когда люди здесь жили, они эту ягоду в качестве лучшей приправы собирали, в те времена ее трудно было найти, — стал вспоминать старик, — а теперь никто не собирает, вот и разрослась она в большом количестве.
— А алкоголь Вам не противопоказан? — поинтересовался штабист.
— Помаленьку все полезно, а помногу можно и чистой водой отравиться. — Ответствовал отшельник, принимая из его рук стопку с остатками коньяка.
Немного позже, насытившись, он стал рассказывать о тех людях, которые жили на этой планете, как постепенно хирел этот мир, как появились браконьеры и как с ними вели борьбу заезжие полицейские.
— Ну ладно. Притомил я Вас своей болтовней. Отдыхать вам пора. А я пойду к себе. — неожиданно закончил он, а потом повернулся к Киму, — Не уважишь старика, недалеко проводить.
Ким понял, что с ним хотят поговорить с глазу на глаз, и не стал возражать.
— Вижу в тебе возможности большие, которые позволяют видеть то, что другим недоступно, — заявил отшельник, когда они отошли от лагеря, — только не умеешь ты ими пользоваться, не пытаешься.
— Не получится у меня, времени на обучение нет, — возразил Ким.
— Вот чего у человека всегда в достатке, так это времени, только он об этом не знает, — старик задумчиво теребил бороду, уставившись в темноту, — но тебе надо научиться использовать свои возможности. А к принятию знаний ты готов, да и мне не с руки их в тайне держать. Сейчас трудно все это понять, но потом, когда откроется Дар, сам сможешь решить, нужен он тебе или нет.
— А не боитесь, что не того научите?
Отшельник кивнул:
— За многие годы я научился точно определять, кого можно учить, а кого нельзя. А что касается тебя, то силы в тебе уже проснулись, не умея ими пользоваться, можешь только хуже себе сделать. Так что, выбора то у меня все равно нет. Придешь?
— Приду. — Тряхнул головой Ким. — А куда?
— Эх ты. Подумай. Меня смог увидеть, значит, и куда прийти найдешь.
Утро выдалось на редкость тихим, вокруг все еще было мокро от вчерашнего дождя, и хотя яркое светило ослепляло, дыхание вырвалось легким парком. Адмирал и штабист отлаживали снасть, собираясь повторить вчерашний успех. Ким выскочил к лагерю со стороны речки, прикрыв голые плечи полотенцем.
— Вот что значит молодость. — Приветствовал его Бронт. — Все ему нипочем, на такой холодине умыванием заниматься. Сегодня с нами идешь?
— Нет. Хочу на поселок посмотреть, как отшельник живет. Прогуляюсь, в общем.
Штабник хмыкнул:
— Ты смотри, сильно-то с этим лешим не водись, утащит в свое болото, не отыщем. Аномалии здесь кругом, так что если поиск не сработает, сразу за тобой группу вышлем.
— Да вроде человек он приличный, — встал на защиту старика Бронт, — до сих пор экспедиции разводит. Без него здесь много-то не походишь.
— В тихом омуте все черти водятся. Ладно, мы пошли. Сегодня наш день, по такой погоде мы штук по пять поймаем.
— Да. И пусть неудачник плачет, — при этом адмирал многозначительно посмотрел в сторону штабного.
Друзья рассмеялись и ушли в сторону реки. Ким же отправился в другую сторону.
Идти по лесу было удивительно легко, сосновый дух, переплетаясь с утренней прохладой, действовал как хороший тоник. Однако подойти ближе к дереву, и в полной мере вдохнуть смолистый аромат было чревато, холодный душ в этом случае становился обязательным довеском. Ким так и не смог понять, каким образом дерево определяло, что пора излить всю свою влагу, но факт был налицо, вернее, на промокшей голове. Пройдя вдоль сопки, он вышел к широкому распадку, плавно спускающемуся в небольшую живописную долину, и… замер. Красота. Утреннее солнце создавало резкие контрасты, подчеркивая нереальность этого места. Там, откуда пришел Ким, было лето, вокруг стояли зеленые хвойные леса, а здесь росли в основном лиственные деревья, на которых уже успела отметиться осень. Красные, желтые, синие цвета создавали сложные узоры, сливаясь в картину великого художника. Мазок кистью, смена краски на палитре, очередной полет кисти над холстом природы и снова ложится мазок неповторимого оттенка, иногда легкая паутинка подсвеченного полупрозрачного тумана, неожиданным образом не размывает, а подчеркивает танец цвета. И все это дышит свежестью утра, демонстрируя бесконечность сюрпризов природы.
— "Господи, да что же им не жилось здесь, здесь так хорошо, была бы возможность никогда бы не покидал этих мест." — думал Ким.
Но если хорошо подумать, еще вчера он был совершенно иного мнения. Ким закрыл глаза, и стал растворять свое сознание в окружающем пространстве, это произошло очень легко, наступила полная свобода мысли:
— "Как странно", — какими-то остатками сознания удивился он, — "мысль не может быть сама по себе, мысль не может быть свободна, она мысль, и всегда привязана к чему-либо и, следовательно, уже не свободна".
Он нашел отшельника, тот уже ждал его, и Ким знал, что его ждут, как и отшельник тоже знал, что знает Ким. Закончился экскурс в мир тонких материй весьма неожиданно, вдруг откуда-то прилетел жук, с ходу щелкнул прямо в лоб, а потом запутался на бровях, пытаясь удержаться на столь неудобной поверхности, состояние отрешенности слетело в один момент. Ким смахнул жука и, усмехнувшись, направился через долину к жилищу отшельника.
— Проходи быстрей, не выхолаживай дом, мне не двадцать лет и утренняя прохлада меня уже давно не освежает. — Проворчал старик вместо приветствия, слезая с большой дровяной печи, — Только не удивляйся здесь ничему.
Просьба отшельника показалась излишней, в свое время молодой человек в достаточной мере насмотрелся на музейные экспонаты. Хотя если принять во внимание, что деревянная кадка для воды соседствовала с современным моечным роботом последнего поколения, удивляться было чему:
— Жук Ваша работа?
— Конечно. Как еще я мог попросить глухого не лезть в мои мысли. Мои мысли это мое и никому не разрешается там находиться, а ты беспардонно полез подсматривать.