Большего он сказать не успел, потому, как где-то вдалеке резко и тревожно завыла сирена. Мое разморенное тишиной и жарой восприятие встряхнулось, и я почувствовал, как тело привычно напрягается, готовясь к действию, а разум трезвеет.
Михаил Лукьянович, меж тем, почти никак не отреагировал и даже не сделал попытки подняться из-за своего стола, только нахмурился:
— Опять бомбить летят, — сурово поджав губы, сказал он.
— Верфь?
— По верфи тоже пройдутся, но сейчас чаще над пристанью сбрасывают. Зерно и овощехранилища еще о прошлом годе разбомбили, так что, весь урожай теперь сразу вывозится на баржах вниз по Волге до Ниженного, чтоб там по железной дороге уже гнать вглубь тыла. Знают это гады, а потому вдоль реки и летят. О-ох, наделают сейчас дел… хоть бы разброса большого не было, а то год назад Причальную да Подъездную подчистую снесли — вплоть до площади, домов пять всего осталось целыми. Из тех домов трое тогда погибло и несколько человек с ранениями в госпиталь попали. Днем вот тоже дело было… дети малые да самые древние старики… беда-а… а если б ночью, так десятками считать бы покалеченных да убитых пришлось… — он тяжело вздохнул и только теперь принялся выбираться из-за стола, — Пойдем наверх, смотреть, что немец поганый на это раз нашему городу принес… что нынче рушить будет…
Сам же, снова открыл скрипучий сейф, достал оттуда два бинокля — большой «командирский» оставил себе, а второй, некрупный, гладкий, похожий на театральный, передал мне.
— А разве мы не должны туда, ближе к пристани, отправляться? — спросил я, пропуская начальство вперед себя в дверь.
— Должны, — согласился он, но тут же добавил, — там сейчас, на Торговой площади, Арефьич с Натальей, так что они туда и отправятся сразу же, как налет закончится. А ты бы, Лизавета, лучше вниз спустилась, от греха подальше, — обратился он к молодой женщине, которая видно ожидала нас, стоя в проходе и нервно комкая в руках то ли бумажку какую, то ли носовой платок.
— Я с вами лучше, Михал Лукьяныч, — покачала та головой в ответ.
— Ну, смотри…
И мы направились к лестнице, что действительно располагалась в задней части здания, и которую я приметил в резкой тени. Второй этаж бывшего Дёминского особняка представлял собой небольшую площадку у лестницы, коридор и несколько закрытых дверей, видимо ведущих в ныне непользуемые кабинеты. Одну из которых и открыл перед нами капитан.
Помещение за ней оказалось проходным, из двух смежных комнат, где стояли пыльные столы и книжные шкафы с пустыми полками. Мы прошли насквозь к дальним окнам.
Слободские кварталы нижней части городка, укрытые от глаз крышей особняка с противоположной стороны улицы, были почти не видны, но вот дальняя сторона Торговой площади, ряды складов за ней и далее — пристань, проглядывались неплохо. Но стоило окинуть глазами раскинувшуюся перед нами картину, как с грохотом хлопнула дверь внизу, а по лестницы застучали скорые шаги не одной пары ног.
Тут же к нам в комнату влетели двое — оба худющие, рыжие и всклокоченные. Первым оказался совсем молоденький паренек, а вторым… второй, девушка. Одета она была довольно странно, а потому, наверное, я сразу в ней особу женского пола и не разглядел. Сбили меня с толку широченные грязные и кое-где латаные штаны на лямках крест-накрест, но вот две косы, подвязанные «баранками», быстро и объяснили мне, что к чему.
Пара подлетела к нам и, первым делом глянув за наши плечи в окно, только потом в два голоса принялись говорить:
— Все, сделали! — выдал парень.
— Транспортное средство к работе готово! — в более близкой к уставным нормам манере отрапортовала девушка, и даже попыталась честь отдать, но видно вспомнив, что на голове у нее не положенный берет, а косынка, рукой только дернула, но до виска не донесла.
— Молодцы, — похвалил Михаил Лукьянович, едва глянув в их сторону, и снова воззрился на простор за стеклом.
А парочка, мотнув согласно головами и приняв скупую похвалу, кинулась к другому окну. Впрочем, на меня они тоже особого внимания не обратили. Да и начальство представлять нас не спешило. Внимание всех занимало небо над рекой, а все остальные проблемы были сейчас несущественными. Хотя я и без представления понял, что это Василиса и Кузьма, дети мастера на все руки Макара.