— А с этим нам Альберт Ирживич помогает, — стал объяснять мне чудеса перевоплощения своей сотрудницы Михаил Лукьянович, — это бывший руководить самодеятельного театра, я упоминал сегодня про него. Сейчас-то как-то не до театров стало, да и артисты нынче кто, где… а он старик деятельный, на месте ему не сидится, вот и взялся нам помогать на правах консультанта. Кем уж он точно при театрах в столицах был — не ведаю, говорит, что антрепренером, но думается, что много кем побывал. Уж больно сведущ он во всех этих актерских тонкостях.
— А не боитесь стороннего человека привлекать? — спросил я.
— Ну-у, у нас-то, по сути, и выбора не было, — протянул капитан, — городок маленький, новый человек, тот, что на постоянное место жительство прибывает, быстро узнаваем становится. Порой и недели не пройдет, а все уж знают, кто он, откуда и чем занимается. И уж нас-то точно все в лицо знают. А в работе такое иногда мешает — нужно что-то узнать, рассмотреть попристальней, не привлекая к себе внимания. Поговорить с кем-то, как вновь. Так что, когда Наташа с этой идеей пришла к нам с Арефьичем, мы, подумав, ее приняли. А Альберт Ирживич себя пока только с хорошей стороны зарекомендовал. Никто от созданных им и исполненных Наташей старушек, парнишек, разбитных цыганистых девиц… — замолк, видно вспоминая, а потом все же спросил у Лизы: — Кто еще-то был?
Та с готовностью дополнила:
— Обездоленная монашка была… Наташу тогда чуть отец Кирилл не раскрыл, в божественном-то она ничего не понимает, комсомолка же.
— Вот, я и говорю, ту монашку только дьякон наш и смог заподозрить, а все остальные жалели, помогали, а главное, разговаривали с ней безбоязненно, — кивнул согласно начальник.
— А пришла она откуда, что-то я не понял, вроде со двора? — спросил я, вспомнив, что заходила «старушка» не в парадную дверь с улицы.
— Всё конспирация, — поднял палец вверх Михаил Лукьянович, — когда Дом культуры строили, несколько дворов снесли, чтоб территорию ему положенную выгадать. По нашей же стороне, у библиотеки и Дома пионеров ни хоздвора, ни сада нет теперь совсем. А с той улицы, что за нами, с подворьями чьих домов те сады смыкались, хозяйства реквизировали полностью — подчистую. Просто выделили землю на окраине — и все. Так вот, а у нас-то вся прилегающая земля на месте и задней частью как раз к одному из таких освобожденных, но не полностью пущенных под территорию Дома культуры подворий, и прилегает. Так там полоса получилась ничья, метров двенадцать шириной, с банькой полуразвалившейся и садом одичавшим. Дык еще удачно сложилось, что напротив того участка и электраздачик установили, что к махине Дома культуры подключен. Так он вид из окон домов напротив, перекрывает. Вот Наталья там и ходит… да и мы, бывает, когда светиться не надобно.
Тут и сама Наташа пришла. Без грима и старушечьей одежды она выглядела так, как и положено выглядеть девушке в двадцать лет — молоденькой, хорошенькой, с длинной густой косой и формой, сидящей на фигуре ладно.
— Фу, прямо задохнулась в этих длинных темных стариковских тряпках! Как бабульки, бедные, ходят в них вообще и не упариваются? — воскликнула она, придвигая для себя стул поближе.
— Наталья Алексевна, отставить пустые разговоры, — строго сказал капитан, — ешь быстрей, нам ехать на пристань надо. Да расскажи, что путного-то узнали?
Та угукнула, схватила половину картофелины, кружок огурца, быстро прожевала давясь, и начала говорить:
— Не хорошо так говорить, конечно, но нам повезло! Ну, именно из-за чего повезло — плохо… но мы нашли, что искали… то, о чем гадали!
— Делом говори, — приструнил ее непонятные восклицания капитан.
— Так я и говорю, когда завыла сирена, мы были в мясной лавке Степана Воронкова, которого уже с месяц подозреваем в сговоре с бандитами. Но улики были косвенные, а вот говорить про него никто не желает…
Она опять запихнула в рот хлеб с салом и стала усиленно пережевывать, а Михаил Лукьянович принялся рассуждать вслух, продолжая тему. Но слушая его, я понял, что это он, видимо, давал расклад для меня больше, объясняя сложившуюся ситуацию.
— Так оно и понятно, мяса нет. То, что получает Воронков через заготконтору — это крохи, всем даже талоны окупить не хватает. Тушенку американскую за счастье считаем. И если кто у него и прикупает мясо сверх талонов, то молчит. Обэхэсесники с Ниженного, которые по нашему вызову приезжали, у него ничего не нашли. Предупредить из наших никто не мог, это мы уже решили — никто кроме нас с Пропьечем и не знал о вызове, а значит, просто распродался он на тот момент. Но то, что с весны в городе появилась дичь, это мы тоже знаем. Притом, в таком количестве, что об этом говорят, хотя и неявно. Кто-то профессионально ведет охоту в наших лесах…