И произошло это всего в двух кварталов от нашего…
— На пристани все гораздо хуже, — низкий голос начальника выдернул меня из омута памяти, — большая часть народа, конечно, кинулась вглубь города, к Торговой площади. Но кто-то видно понадеялся, что раз барж с зерном у причалов не стоит, то самолеты пролетят сразу к верфи и эту часть слободы бомбить не станут. Видимо так… да-а… так что, на том рыболовном баркасе, что взлетел на воздух, оказалась вся команда из пяти человек. Он не наш — Зареченский, Семен Яковлевич уже сообщил туда… Из наших пострадали те, кто остался на складах. Вроде прямых попаданий не было, но от взрыва несколько стен обрушилось, а осколками попробивало крыши, да и пожар начинался сильный. Двое мужчин погибли, а четверо ранено, один — достаточно тяжело, его дежурная санбригада отправила в госпиталь. Личности всех установили. Все из близлежащих деревень, возрастом — в районе шестидесяти, работали на пристани на разных должностях. Еще сильно пострадала бухгалтер из конторы. Как понял Семен Яковлевич, женщина не хотела оставлять рабочее место — там, в сейфе, находились довольно большие денежные средства, а она была ответственна за них. Само здание конторы не задело, но вот разлетевшимся от взрыва оконным стеклом женщину посекло сильно.
— Не Лидия ли Ивановна это, — забеспокоилась Василиса, — соседка наша? Она в рабочем поселке тоже живет, их комната, через две от нашей… муж-то ее, до того как на фронт ушел, тоже на верфи работал!
— Она, — кивнула Наталья, — в себя как приходила, все просила о детях позаботиться. Я обещала, так что надо к вам в рабочий поселок идти.
— Что, все плохо?! — заволновалась Вася.
— Да вроде нет, Сима — медсестра из санбригады, сказала, что кровь остановили быстро, а значит, ничего страшного нет, но в госпиталь все равно свезут — порезана-то сильно, вся в бинтах.
— Ладно, я как домой вернусь, маме скажу, они с ней дружат. Займемся мы детьми, а тебе еще здесь дежурить сегодня…
Глава 5
Тяжелый день подошел к концу. Пожары были потушены, пострадавшие получили помощь, а разбором завалов и восстановлением разрушенного занялись соответствующие службы. Так что в отделении оставались лишь дежурные — сам Михаил Лукьянович и Наталья. Ну, а всех остальных отправили по домам.
Моя нога гудела и тянула, наливаясь по ветвистому шраму огнем. Я растер его, но сегодня это действие большого облегчения как-то мне не принесло. Так что, не желая насиловать и так наболевшее место, шел я домой неспешно, и тот путь, что мог бы занять не более пяти минут, преодолел чуть не за двадцать.
Улица, на которой стоял дедов дом, ложилась поперечно той, на которой располагался райотдел милиции, и тоже числилась за «весьма приличное место».
Ну, так и дед мой, Макар Линчев, в свое время был не последним человеком в слободе. Еще его прадед имел три расшивы и нанимал на них в сезон до сотни бурлаков. Батюшка же, Ефрем Макарович, сменил те расшивы на баржу, которая ходила уже на машинной тяге. Но, что расшивы, что заменившая их баржа, возили в основном хлебушек, что в наших краях наравне с лесом издавна был основным предметом торговли.
Впрочем, как знаю я из разговоров, что велись дома, баржа та была продана как раз в год, когда родился я. Что послужило тому посылом? Не знаю. В бытность моего детства семья все еще числилась в зажиточных, и о какой-то нужде я не помню. Возможно, дед так поступил, потому что дети его к тому моменту уже в жизненной стезе своей определились, но вот продолжать то дело, что числилось за семейное, не захотели.
Дядька мой, старший, носящий родовое имя Ефрем, после окончания института стал дорожным инженером и завербовался на строительство одного из участков Сибирской железной дороги, на Амурскую ее ветку. В то время только закончилась Русско-японская война и возникла угроза потери Маньчжурии, и соответственно, контроля над частью Китайско-Восточного направления дороги. И встала необходимость продолжать строительство таким образом, чтоб пролегла она только по территории России.
Так-то, я Ефрема Макаровича не знал — все это происходило до моего рождения. Но разговоры о старшем брате матери велись в семье постоянно, письма зачитывались в присутствии всех, да и фотографии, бережно хранимые бабушкой в альбоме, нам с Пашкой показывались регулярно.