Там, в кабинете, выясняли личность преступника – и определяли его судьбу на ближайшее и, на сколько заслужит, отдаленное будущее.
И была судьба у всех, оказывается, разной.
Судьба Володи выглядела неплохо. Подтянутый молодой человек офисного типа в гладко сидящем костюме вошел в кабинет вслед за ним. Молодого человека кабинетные люди приветствовали, потому что относились к нему с явным почтением. Он уселся за стол в дальнем углу, раскрыл компьютер и с интересом принялся рассматривать что-то на его мониторе.
Володе задавали вопросы, он отвечал. Да, отвечал, собираясь с мыслями, потому иногда подозрительно коротко, а пару раз даже невпопад. Володя думал сейчас о том, как же это будет происходить – то, когда ему придется подороже продавать свою жизнь. И не очень-то хотелось ему это представлять. Да и делать тоже. Жить вот хотелось. Но как-нибудь хорошо и свободно.
– Повернитесь, я вас сфотографирую, – произнес молодой офисный человек.
– Я? – Володя резко поднялся со стула.
– Повернитесь, а не прыгайте, – сказал, словно дернул Володю за край одежды, лейтенант, который его допрашивал.
Володя уселся ровно, несколько раз прожужжала фотокамера.
И уже через три минуты его направили через проходные комнаты кабинетных лабиринтов сидеть дальше – в узком пенальчике без окон. Рядом с ним, стараясь не присматриваться к шагающим охранникам, ждали будущего молодые ребята. Володя знал двоих из них – жителей артистической коммуны.
Через минут сорок, когда к очереди в пенальчике прибавилось еще трое, молодой человек-начальник пришел к ним с легким свежемагазинным скрипом красивой обуви. Вооруженная охрана проводила новобранцев, а в том числе и Володю, в неизвестность – до чистого блестящего микроавтобуса.
Из-за странного волнения – вот как, оказывается, колотит судьба, когда лепит твое будущее чужими руками, – Володя не успел прочитать, что написано на борту автобуса. Название фирмы ведь, скорее всего. Но какой? Куда выбрал его офисный красавец?
Закрытый автобус уже вез по московским улицам притихшую рабочую силу, которая сидела сейчас в удобных креслах – через одного с работниками службы охраны в черной, вызывающей почтение форме.
Володя оторвал взгляд от окна с красивой решеткой – убежать было нельзя.
В этой школе учили на господ. Желающие обучаться платили за долгосрочные или ускоренные курсы – и прилежно подъезжали на занятия, паркуя машины на удобной стоянке рядом со зданием школы. Дорого стоило такое обучение. Но еще дороже обходилось нанять настоящих слуг, которые обучались в этой же школе. Дорого это было, да, – но престижно.
Сюда-то и попал Володя. Вернее, его добровольно-принудительно завербовали, отметив его стать, определенно симпатичное лицо и прочие явные достоинства.
Слуг давно было можно. И даже нужно – они помогали людям справляться с жизнью. Еще никто не смог внятно доказать, что эта профессия нарушает гражданские права и попирает основы демократии.
Так что вот уже неделю с лишним геодезист Володя учился быть профессиональным слугой. Он пока еще сам не мог понять, хорошо это или плохо, и в основном занимался исследованием путей возможного бегства. Охранялось тут все на славу, мышь, казалось, не прошмыгнет. Однако на второй же день после долгого тренинга почтения и угодливости Володе удалось усыпить бдительность двух преподавателей и, проскочив мимо многочисленной охраны, позвонить с городского телефона, стоящего на столе в кабинете, Юле на мобильный.
Юля была жива и свободна. Она услышала, что Володя попал мимо всех заводов, – и курсы слуг показались ей раем и избавлением.
Да и Володе сразу же тоже.
– Я вырвусь, Юля, я постараюсь! – быстро говорил он в трубку, внимательно следя за дверью. – Ты береги себя и будь на связи! Потому что я тебя точно люблю.
Володя говорил чистую правду. Да и к чему было врать из несвободы на волю?
Луиза Мардановна давно жила госпожой. Учиться ей было не надо. Жизнь ее складывалась весьма удачно. Ей вовремя был куплен хороший русский муж, так что из женской половины богатого родного дома она с успехом переселилась в центральную мужниного. Дома менялись, увеличиваясь в размерах, рождались дети – две дочери и сын. И всем сейчас было хорошо – старшая дочка вышла замуж в Англию, средняя жила дома. Тут же, в Москве, находился и девятилетний сын.