— А что здесь раньше было? — Альберт был любознателен.
— Дом отдыха работников искусств, — ответил Егор.
— А еще раньше — имение адмирала Чичагова, героя Отечественной войны двенадцатого года, — не без ехидства дополнила Егоров ответ Маша.
Альберт обрадовался до чрезвычайности, догадываясь, что:
— Точно, жилье для адмирала! С одной стороны — мачтовые сосны, а с другой, прямо у крыльца, — воды море разливанное.
— Алик, при адмирале водохранилища не было. Только речка маленькая протекала неподалеку, почти ручеек. Называлась — Уча, — грустно пояснил Егор.
— Уча, учись, — в никуда сказала Маша.
— Словоблудить любишь, Маша? — заинтересовался Егор.
— До неприличия.
— А хорошо ли это?
— Не знаю.
Чай все пили со знанием дела, и потому — с наслаждением. Василий, допив третий стакан, перевернул его и, положив на донышко замусоленный огрызок сахара, отметил с большим удовлетворением:
— Дача.
Егор небрежно промокнул губы салфеткой, осмотрел всех и сказал буднично:
— Мы все здесь, ребятки, не первый год замужем. Посему откровенен: операция нас ждет тяжелейшая. Готовиться к ней начинаем сразу же. Сегодня — первый рабочий день. Работаем по двенадцать часов с тремя часовыми перерывами. Маша на ключе, мы поочередно в тире, на полосе, на суплесной площадке. Bonросы есть?
— Я только на ключе? — обиженно спросила Маша.
— Нет. Последние два часа кросс и тир.
— А полоса, а площадка?
— Незачем. Тебе не пригодится .Еще вопросы?
— Когда? --задал вопрос Василий.
-- Три недели обязательной подготовки. Потом — по обстоятельствам.
--Мы- вся группа?-- задал свой вопрос Альберт.
— Нет. Будет пятый, отсутствующий пока по уважительной причине. Все? — Он вновь оглядел всех и распорядился: — Через сорок пять минут вызываю инструкторов.
--А сорок пять минут что делать? — удивился Альберт.
— Как — что? Маше помогать. Посуду помыть, картошку почистить, дров принести.
В тире Альберт «качал маятник». Один инструктор, стоя у пульта, обязан вдруг и с разной скоростью пускать мишени в виде человеческих фигур в разнообразных позах, на которых обозначены белые номера. Другой инструктор должен неожиданно отдавать хлесткие команды Альберту, стоящему спиной к мишеням. Итак, машина еще не запущена, и обе кобуры на ремне у Альберта застегнуты. Вдруг:
-- Восьмой, третий, пятый! Убойное поражение!
Альберт мгновенно вырвал наган из кобуры, стремительно обернулся и, падая, произвел три выстрела.
--Пошли к мишеням проверить результат. Две пули легли у линии убойного поражения (линия убойного поражения — линия от воображаемой переносицы до пупка), одна — в плече.
--Плохо, Алик, — сухо сказал инструктор. — На исходную.
Альберт, спрятав наган в кобуру, вернулся к темной стенке.
--Четвертый, пятый! Отключение верхних!
На этот раз, в едином движении разворачиваясь и выдергивая из кобуры наган, Альберт произвел два выстрела.
— Ничего, — признал инструктор. Правые руки мишеней были пробиты.
Задействованы все. Все вооружены и готовы к стрельбе. Полный кач! Стрельба на оба барабана!
Балет! Уклоняясь от предполагаемых выстрелов, Альберт рвано, с противоестественной быстротой прыгал, приседал, падал, вскакивал, неожиданно менял направление движения и все время вел огонь из двух наганов — с правой и левой руки.
— Пятнадцать секунд, — недовольно гладя на секундомер, заметил инструктор. — И двигался тяжело. Пойдем считать...
Василий был на полосе.
--Еще разок! — скомандовал инструктор.
Еще разок Василий кубарем скатился с крутой и высокой горки, еще разок пробежал по замысловато изогнутому разновысокому бревну, еще разок пропрыгал в мелких ячейках проволоки, еще разок прополз под ней, еще разок проскочил через пятиметровое пламя, еще разок... Он упал у глухой стены, нe удержавшись единственной рукой за край стены.
— Что такое?! — гневно взвыл инструктор.
— Однорукий я, — злобно пояснил с земли Василий.
— И однорукому жизнь дорога! Встать!
Еще разок Василий преодолел глухую стенку.
— Ты молодец, Иваныч! — похвалил инструктор Егора, который на шведской стенке, перебирая ногами и руками, выходил на чистое колесо. Вышел, ощерился удовлетворенно, спрыгнул.
— Утешаешь?
— Тебе годков сколько, Иваныч?
— Сорок три.
— Ей-Богу, суставы, как у тридцатилeтнeго!
— Нe лукавь, Пeтюша. Если серьезно, форма сносная? Для волкодава?
— Для волкодава — сносная.
— И нe более, — догадался Егор.
— И нe более, — подтвердил инструктор.
Смена.
Василий в тирe...
Егор на полосе...
Альберт на суплeсной площадке...
Смена.
Егор в тире...
Альберт на полосе...
Василий на суплeсной площадке...
В рaдиолаборатории Маша (уже и поенной форме), отделенная от мира наушниками, стучала ключом А потом стреляла в тире.
А потом, по капризной, еле просматриваемой тропке, бежала через чистый и тихий лес.
После ужина Егор принес сводку отметок и, держа бумагу на расстоянии (приближалась дальнозоркость), стал зачитывать ее нарочито быстро и монотонно:
— Волков Альберт Михайлович. Полоса препятствий — «хорошо». Суплес — «отлично». Стрельба по трем пунктам — «удовлетворительно».
— Это почему же «удовлетворительно»? — обиделся Альберт.
— Значит, кого-то это удовлетворяет, — пояснила Маша.
— Словоблудим, Сергеева, — пресек дискуссию Егор. — Продолжаю. Певцов Василий Семенович. Полоса препятствий, принимая во внимание отсутствие профессиональной подготовки, — «хорошо».
— «Хорошо», оно, конечно, хорошо, — пробурчал Василий, но был доволен.
— Тихо, Вася, уступи место даме. — Егор продолжал: — Мария Юрьевна Сергеева. Радиодело. Аппаратура советских систем — «отлично». Аппаратура немецких систем — «весьма хорошо». Общая — «отлично». Кросс — «отлично». Стрельба по двум пунктам — «отлично». Маша, это при твоей-то близорукости! Как?!
--Наугад, — ответила Маша.
--Ну, Марья, ты даешь! — восхитился Альберт.
--А у самого-то как? — ехидно спросил Василий у Егора.
--Мы от народа ничего нс скрываем, — успокоил массы Егор и зачитал по отдельному листку: — Полоса препятствий — «хорошо», суплес — «хорошо», стрельба по трем пунктам — «отлично».
Чуть лучше, чем у меня, — с сожалением резюмировал Василий.
— Это что же — я хуже всех?! — Альберт был смертельно обижен.
Уже сменив форму на платье, Маша спустилась к купальне, прошла по дощатому настилу, сняла сандалеты и, присев на край пастила, опустила ноги в теплую вечернюю воду. Полуприкрытое соснами, уходило к горизонту солнце, но тучи его еще согревали правую Машину щеку. Маша прикрыла глаза и повернулась к солнцу лицом.
Кто-то подошел и сел радом. Маша открыла глаза. Это был Егор. Босиком, без ремня, он сидел, по-турецки загнав под себя ноги.
— Вы — не крестьянин, вы — дехканин, — улыбнулась Маша.
— Суплес, Маша.
— Когда я вас в первый раз увидела, вы мне ужасно понравились. Пробор, усики. Американец. Кларк Гейбл, кинозвезда. А костюм какой!
— Костюм французский. В Париже куплен. На улице Риволи.
— Это хорошо, что вы купили костюм на улице Риволи?
— На улице Риволи магазины для миллионеров.
— Дунька в Европе... Вы не плебей, вы — плейбой, — улыбнулась и, словоблуда, сконструировала: — Плейбей.
— Зачем ты меня все время цепляешь, Маша?
— Реакцией вашей интересуюсь, Егор Иванович.
— На непосредственную — не рассчитывай, я профессиональный разведчик.
— Любимое ваше словечко — «профессиональный».
— Это не словечко, это мой пунктик. История, судьба, не знаю что еще, кидали меня так, что волей-неволей я стал профессионалом. Я выжил случайно. Но после того, как я стал профессионалом, только это: профессиональные мозги, профессиональное поведение, профессиональное чутье, — помогало мне спасти свою жизнь. Мы сейчас все делаем святое дело — защищаем свою страну. Мы ее защищадм. Но я хочу, чтобы в этой войне выжило как можно большо наших людей. Не волею судеб и истории, а целенаправленной работой настоящих профессионалов, обязанных готовить себе подобных.