К сожалению, его работа обходилась без широкоформатного экрана и цветов текниколора.
…На улице было светло и холодно, холодней, чем накануне. Шовель вышел из другого хода — через туалет. Пусто. Ни одной машины. Ничего подозрительного.
Без десяти семь он купил в киоске номер «Штутгартер вохе» и встал возле коврового магазина, делая вид, что читает газету при свете витрины. Этот?
По тротуару шел высокий человек в сером пальто. Шовель сложил газету. Шагах в пяти человек остановился и оглядел его.
— Добрый вечер. Меня зовут Уиндем Норкотт.
— Ален Шовель.
Испытание позади: его оценили и приняли.
— Я читаю в британской прессе политические комментарии некоего Норкотта. Каждый раз — блестяще.
— Благодарю.
— Так это вы!
— Я… У нас, кажется, есть тема для обсуждения. Вы не возражаете против ужина? Дорога была несколько утомительной.
— И всему виной я. Мне очень жаль.
— Давайте договоримся сразу, старина. Я здесь по собственному желанию. Никаких извинений, никакой благодарности, пожалуйста…
Они молча прошли метров сто.
— Здесь недалеко есть уютное местечко, где нам не станут мешать.
…Зал на втором этаже, отделанный темным деревом, был почти пуст. Дом был нов, как и весь квартал, сметенный бомбежками в войну, но ресторанному залу можно было дать все двести лет. Стены украшали медные блюда и кувшины, над камином красовались алебарды, пики, мечи.
— Они не потеряли ни одной алебарды со времен Тридцатилетней войны. Поразительная любовь, — заметил Шовель.
— Кстати, вы обратили внимание, что по-немецки и «меч» и «девушка» среднего рода? — отозвался Норкотт. — А вот, кстати, и она.
— Есть гуляш с картофелем, — с милой улыбкой объявило существо среднего рода.
— Чудесно. А красное вино какое?
— Вюртембергское.
— Итак, два гуляша и бутылка вюртембергского… Хотя, ей-богу, надо быть маккартистом, чтобы усмотреть красноту в этом вине… Яволь[2]?
Норкотт выложил на домотканую скатерть металлическую коробку с сигаретами «555».
— Я вас слушаю.
— Вам, видимо, уже известна ситуация…
— Я говорил с Фрошем. Но меня больше интересует ваша версия.
— Все очень просто я ничего не понимаю. Почему, скажем, учитывая обычную скрытность Организации, меня показали Смиту и Холмсу?
Норкотт согласно кивнул.
— Я вижу, ваше образование надо начинать с азов. Пробежим еще раз сценарий. Место действия: Лондон или Нью-Йорк, Стокгольм, любая другая экономическая столица. Обстановка: заседание совета директоров или деловой обед, площадка для гольфа или охотничий домик. Все присутствующие — очень значительные персоны. Один из них говорит: «Похоже, конъюнктура складывается благоприятно для выхода на французский рынок». — «Вы правы Но там есть помеха, это бывший министр, как его?» — «Левей». — «Вот именно. Не будь его, мы сделали бы значительный шаг». Замечание услышано доверенным лицом. Это какой-нибудь шестой вице-президент с неясными функциями, специальный советник при дирекции или просто человек, вхожий в дома сильных мира сего. Несколько дней спустя мы видим его в компании двух господ, значащихся в картотеке Интерпола под фамилиями Понга и Боркман. Они столько разъезжают по белу свету, что полиция не обращает на них внимания. Уже ясно — эти два индивидуума не могут заниматься «настоящей» работой,
У Интерпола в картотеке тридцать тысяч подозрительных физиономий, так что даже спокойней, когда две из них все время мелькают на виду. Понга и Боркман в результате имеют свободу передвижений, но не свободу рук. Их рэкет — посредничество. Таким образом, высказанное в верхах желание доходит до Хеннеке5 который и берет на себя организационные функции. Получается, что между значительными персонами и Левеном оказываются три звена, причем ни одно не знает о другом,
— Понимаю.
— Это всего лишь предположение, заметьте… Хеннеке стало известно, что Левен мешает людям, готовым заплатить большие деньги за его исчезновение. Этой информации для него достаточно.
— Смит… то есть Понга опасается, что Левен пройдет в парламент на будущих выборах.
— Разумеется. Став депутатом, Левен автоматически попадет под опеку политической полиции. А если его к тому же сделают государственным секретарем, к нему приставят охрану. Малейшее происшествие вызовет тревогу и тщательное расследование.
— Понимаю…
Официантка принесла гуляш. Норкотт разлил вино и с аппетитом принялся есть. Шовель вяло жевал. Теперь, когда он уяснил, насколько все зашло далеко, страх исчез. Он перестал бояться. «Я хотел бы походить на этого англичанина лет через десять», — мелькнуло у Шовеля.