Из всего вышесказанного становится понятным, что именно Евагрий подразумевает под «состоянием умиротворения» и «неизречённой радостью», которые наступают после победы над унынием: и то и другое знаменует собой, что человек с помощью Божьей[435] победил и все остальные страсти, и что отныне он вступил в область бесстрастия conditio sine qua non[436] и тем самым достиг «места молитвы»[437] или «места Божия»[438], то есть созерцания Пресвятой Троицы. Совершенно неожиданный взгляд! Молитва вдруг обретает новый смысл, становится созерцанием мистической скинии Божией в человеческой душе:
И святой Давид ясно научает нас относительно того, что есть место Божие. Он говорит: И бысть в мире место Его и жилище Его в Сионе[439]. Таким образом, «местом Божиим» является разумная душа, а «жилищем» – свето-подобный ум, отвергший мирские похоти и научившийся взирать на логосы земли[440].
Когда ум оказывается по ту сторону всех помыслов о (чувственных) вещах, он открывает это «место Божие» в себе самом. Он не может оказаться по ту сторону (их), если не совлёкся страстей, которые сковывают его посредством помыслов, привязанных к чувственным вещам. Он совлекается страстей благодаря добродетелям, простых помыслов – посредством духовного созерцания, а последнее в свой черёд зажигает в нём тот свет, который в час молитвы указует к «месту Божию» [441]
После того, как ум совлечёт с себя ветхого человека и облачится в человека, рождённого от благодати, тогда он также узрит во время молитвы своё состояние, подобное сапфиру или небесному сиянию, – его Писание и называет «местом Божиим», которое старейшины лицезрели у подножия Синая[442].
Это «место» (Писания) также называют «созерцанием мира»[443], здесь этот «мир» открывается в тебе самом, и он превосходит всякое разумение и хранит наши сердца[444]. Ибо в чистом сердце запечатлено новое небо, и видение его – свет, и место его духовное, где в определённой мере можно узреть разумения сущих. К тем, кто удостоился его, нисходят святые ангелы. Памятозлобие помутняет это видение, и кипение гнева окончательно гасит его своей яростью[445].
Это видение сияющей божественной славы – высочайшая форма познания Бога, которое возможно уже в этой жизни[446]. Оно осуществляется «в светлом зерцале» ума того, кто чист от всякой помрачающей страсти, оно достигает своей полноты в предстоянии человека «лицом к лицу» с Богом, когда «будет Бог все во всём»[447].
Един Отец (…) сам, и конец и совершеннейшее блаженство. Когда мы познаём Бога не как в зеркале, не при посредстве посторонних предметов, а приступим к Нему, Единому, тогда мы познаём конечную цель[448].
Жажда этого познания безгранична[449], из неё рождается неутолимое желание Бога[450], познание Бога тоже будет безграничным[451]: непрерывное возрастание в познании и любви перед лицом бесконечности Бога будет оставаться сущим неведением[452]. И «блаженны достигшие сего неведения, что превыше всего!»[453]
Божественный ум – это умиротворённый ум, в котором всякое движение утихает и который облекается светом созерцания Пресвятой Троицы, и он просит Отца об исполнении своего ненасытного желания[454].
Вслед за унынием, которое потрясало человека до самых сокровенных глубин его естества и было мужественно перенесено, возникает не просто чувство облегчения или удовлетворённости – иначе бы уныние осталось лишь психологическим феноменом. Свершившийся переворот знаменует собой прорыв к подлинно личностному существованию во встрече с личностью Самого Бога.
439
Пс 75:3 (LXX); Септуагинта словом «мир» передаёт еврейское Sa-lem, тогда как в русском синодальном переводе – Салим, древнее название Иерусалима. Ср. Евр 7:2.
440
Skemmata 25. См. Творения Аввы Евагрия. Пер. А. Сидорова. М.: «Мартис», 1994. С. 124. п° 12. 439 Mal. cog. 40 г. 1.
441
Когда ум оказывается по ту сторону всех помыслов о (чувственных) вещах, он открывает это «место Божие» в себе самом. Он не может оказаться по ту сторону (их), если не совлёкся страстей, которые сковывают его посредством помыслов, привязанных к чувственным вещам. Он совлекается страстей благодаря добродетелям, простых помыслов – посредством духовного созерцания, а последнее в свой черёд зажигает в нём тот свет, который в час молитвы указует к «месту Божию»
453
Kephalaia Gnostika III, 88. Cf. I. HAUSHERR. Ignorance infinie ou science infinie? Il Orientalia Christiana Periodica. 1959. a^25. P. 44–52.