Каким образом, с одной стороны, человек воспринимает зло как некую нейтральную безличную силу и личностный характер Лукавого, с другой? Вообще говоря, за пределами мира людей, зло обыкновенно рассматривается как анонимная «сила», «власть» и т. п. постольку, поскольку оно отнимает силы творения. В мире людей зло существует лишь как своего рода паразит – вот почему, говоря о нём, Евагрий поочерёдно употребляет слова «помысел» (как носитель, проводник страсти), «страсть» (привычка, обыкновение – ffeic) и «бес» (внешняя по отношению к человеку сила, движущая его помыслами или страстями). Действие зла направлено на то, чтобы человек перестал сознавать себя и быть личностью, поскольку он сознаёт себя ею лишь в той мере, в какой в нём живёт личностное начало.
Современному человеку отнюдь не легко принять то, что зло имеет личностный характер, т. е. признать существование персонифицированных злых сил – Сатаны и его демонов. При этом ни для кого не секрет, что бесовский мир особенно опасен прежде всего для, так называемой, «просвещённой» части общества.
Разве мы сами не верили в то, что уже сорваны раз и навсегда все маски с этой mysterium iniquitatis[52], которая отныне представляется нам не более, чем плод больного воображения? И вот изгнанный бес вернулся с семью другими, ещё более злыми, чтобы вновь поселиться в «горнице», при этом, если её хозяин «больше не верит в дьявола» – тем лучше. Можно будет ещё многое сказать о глубинных причинах этой неспособности видеть личностный характер зла, которую «просвещённые умы» превозносят как некий «прогресс» и «освобождение» человека. Однако, если вдуматься, становится совершенно ясно, что эта неспособность даёт начало многостороннему и всеобщему процессу обезличивания, который угрожает современному человечеству. Но дело не только в личностном характере зла.
Можно указать и на другую неспособность, свойственную людям в наши дни, – это неспособность воспринимать себя как личность, то есть осознавать свою собственную свободу и ответственность. Совершаемое зло уже не рассматривается как оскорбление, нанесённое другому, как «грех» против своего собственного существования и против Бога, Которому мы обязаны самим нашим бытием. И всё же, если грех уже не «грех», а только «зло» или ещё лучше – «несовершенство», тогда подавно нет и «прощения». Ибо прощение – это дар одной человеческой личности другой. Человек «освобождённый» неожиданно для самого себя вновь оказывается заложником или рабом безликого зла, лишённого имени. Ему, снова оказавшемуся в цепях, которые уже никто не в состоянии разбить, остаётся только бесплодный бунт против всех и вся.
Это постепенное обезличивание носит глубоко метафизический характер. Христианство есть высшее откровение о личности: теофания (явление ипостасного Бога в человеческой личности), откровение божественного «Я» в этой религии служит обоснованием и «образом» личностного начала как такового. Когда «образ» (то есть человеческая личность) отчуждается от своего «первообраза», которому он обязан самим своим существованием, тогда неизбежно разрушается сознание личного характера и божественного, и человеческого бытия. В удел современному человеку остаётся лишь «одиночество» и чувство полной оставленности.
Можно утверждать, что существует обычно никем не замечаемая связь между, с одной стороны, осознанием, что страдания мира и твоей собственной души суть проявления личных злых сил и осознанием себя как личности – с другой. Речь идёт о нашем «богоподобии», той изначальной связи с Богом, Который в Своём троичном ипостасном бытии является Личностью в абсолютном значении этого слова, и только через богоподобие возможно личностное бытие человека как таковое[53].
Результаты процесса общего обезличивания уже дают о себе знать. Там, где исчезает осознание личностного характера Бога, себя самого и «злых сил», открываются двери смутному и безымянному страху оказаться во власти некоего «зла» в нейтральном смысле, которое отныне становится уже неуловимым. Это «зло» проявляется повсюду, принимает самые разнообразные формы и объясняется по-разному в истории (политика, социальные институты и др.), в частной жизни (эмоции, наследственность, окружение и др.), во вселенной (судьба, влияние звёзд и др.); все эти «силы», как следствие, странным образом подвергаются псевдоперсонализации. Человек вновь оказывается в сетях «космических стихий», от власти которых его однажды освободил своей крестной смертью Христос[54].
53
Cf. G. BUNGE. Das Geistgebet. Studien zum Traktat De Oratione des Evagrios Ponukos. Koln, 1987. Ch. VI: In Geist und Wahrheit («В Духе и Истине», эта глава посвящена вопросам тринитарной мистики Евагрия).