— Не ранена?
Я не знаю, отчего мне стало интересно состояние моей союзницы — она ведь всего лишь человек, всего лишь дикарка, с которой я, к тому же, знаком лишь несколько часов. Тут же одёрнул себя — Фрея сейчас важна для меня, она может стать ключом к открытию секрета обработки сталгрима, моим билетом с этого острова.
— Нет. Всё хорошо, — женщина подняла глаза. — Спасибо.
— Да не за что, — изобразил простодушную улыбку. — Знаешь, из нас, кажется, получилась неплохая команда.
Скаалка рассмеялась.
— Странно слышать это от тебя. Но приятно.
========== Равновесие ==========
Седобородые вновь решили, что на сегодня они выслушали достаточно моей истории, и Арнгейр попросил продолжить рассказ завтра. Так лучше и мне — мой язык не будет заплетаться, я смогу яснее выражать свои мысли, и у меня есть возможность лучше обдумать все свои слова. Нет, я ничего не собирался утаивать от стариков: наш разговор всё равно останется в этих стенах, а моё начальство узнает только то, что нужно. Если, конечно, драконы не сожгли наше посольство и не убили всех его обитателей. Нет. Эленвен никогда не была дурой, она должна хоть как-то организовать оборону, а в случае чего — запросить из Алинора разрешение на эвакуацию. С другой стороны, она — следователь, дипломат, разведчица, а не военный стратег, Рулиндил также не отличился воинскими подвигами, и единственный, кто в состоянии в такой ситуации принять на себя командование нашими силами, это Ондолемар — но он, как я знаю, был командирован в Маркарт. Да и дожидаться разрешения на эвакуацию, возможно, придётся ждать слишком долго. Что мне делать в случае, если всё будет совсем плохо? Вернуться на Солстхейм? Остаться у Седобородых?
После того, как в столовой было убрано, я решил сразу же начать готовить для нас и завтрак: маленькая полевая хитрость, которой меня научили скаалы, требующая малых затрат, но позволяющая после пробуждения не думать о том, что приготовить на завтрак. Стоит лишь обмазать выпотрошенную и набитую специями и снежными ягодами тушку глиной и поместить её в горячие угли. Арнгейр смотрел на меня с нескрываемым удивлением.
— Скаалы научили, — пояснил я. — Разную дичь или рыбу можно набивать разными приправами, главное, крепко зашить брюхо и обмазать глиной.
Старик с не меньшим любопытством продолжил наблюдать за мной, старался запомнить всё, что я делаю — наверное, чтобы затем повторять.
— Ты уже решил, что будешь делать после того, как покинешь нас?
— Это будет нескоро. Но — да. Мне нужно показаться в нашем посольстве, если до него, конечно, не добрались драконы. Арнгейр, как ты думаешь, можно ли скопировать дар Драконорождённости и вселить его в смертное тело, для того не предназначавшееся?
Мастер усмехнулся.
— Говорят, во времена Междуцарствия Орден Червя пытался сделать Драконорождённым Императором человека, не нёсшего в своих жилах ни капли Акатоша, и у них ничего не вышло. Возможно, они намеренно обманули этого человека. Возможно, переоценили свои силы. У нас нет доказательств, что такое в принципе возможно — но и нет доказательств обратного.
Всё-таки мой вопрос был глуп: старик даже не позволит себе предположить, что сила Драконорождённого может иметь какую-либо иную природу, чем благословление Ауриэля. Фрея тоже пыталась ободрить меня, что мой дар имеет светлую природу, дан мне Всесоздателем, и никем иным, говорила, что я лишний раз пугаю себя же.
Затянул на заполненной травами тушке лосося узлы из ниток и осторожно положил её в ещё горячие угли.
— Если ты расскажешь нам больше о том, что происходило с тобой на Солстхейме, то, возможно, я смогу дать тебе более точный ответ, — ободрил Арнгейр. — Скажи, эта женщина, Фрея… ты говоришь о ней с такой теплотой. Она много для тебя значит?
— Она была добра ко мне. Помогла многое осознать. Да и с такой, как она, в принципе не пропадёшь — наверное, будь я обычным альтмером, обязательно бы остался с ней.
— Ты устал, — будто бы невзначай произнёс старик. — Иди отдыхай, завтра тебе предстоит большая работа.
Я не стал уточнять, что именно приготовили для меня Седобородые, и просто отправился на свою лежанку. Моя постель казалась мне совсем жёсткой и неудобной, а само место — неуютным, но усилием воли я пресёк этот порыв слабости и изнеженности. У меня есть крыша над головой и продукты, из которых я могу приготовить вкусную горячую пищу. Меня никто не убьёт и не ограбит. Меня выслушают и не сочтут сумасшедшим или опасным. Имею ли я право требовать большего в моём нынешнем положении?
Мне снилось, что я стоял на заснеженной вершине горы — но не чувствовал ни холода, ни нехватки воздуха. На заснеженном валуне сидел белоснежный дракон — ящер выглядел миролюбивым, совсем неопасным, хотелось подойти к нем поближе и разглядеть внимательнее, но тело не слушалось меня, а сам дракон меня словно не замечал. Небо было ясным, но вдруг солнце начало скрываться за тучами. Поднял голову наверх — и понял, что солнце превратилось в серую дыру, обвитую алыми кругами, и вокруг него кружился чёрный дракон. Чудовище начало снижаться, я хотел убежать прочь, но тело всё так же отказывалось подчиняться. Чёрный дракон кружил над белым, смотрел на него, как на предавшего доверие близкого друга или даже брата, белый дракон покорно склонил голову, и чёрный в одно мгновение перекусил ему шею. Белый замертво рухнул на снег, а его чёрный собрат повернул на меня глаза — алые, лишённые зрачков, горящие пламенем. FahLIL. Слово, которым первый раз назвал меня дракон, вновь зазвучало в моей голове, его сказал мне этот чёрный дракон низким, сипящим голосом. Затем тварь разинула пасть, перед глазами мелькнули рыжие сгустки пламени, я чувствовал их жар…
….И незамедлительно очнулся. Постельное бельё пропиталось потом, волосы налипли на лоб, дыхание участилось, а сердце бешено колотилось. Давно у меня не было подобных кошмаров — так неужели всё повторяется опять? Напиться бы сейчас до беспамятства. Да, пожалуй, крепкое вино или эль были бы для меня идеальным лекарством — в хмельном сне не бывает сновидений, разве что если выпить слишком много, кончики пальцев немного покалывают, начинает тошнить и рвать, а если пойло совсем мерзким окажется — ещё и голова на следующее утро болит. Нащупал длинополую серую шерстяную робу, которую нашли мне старики, натянул сапоги, оделся и, прихватив бутылку вина, вышел во внутренний дворик обители. Я молча смотрел вдаль, пил вино и пытался выбросить из головы этот кошмар. Одной бутылки мне будет мало, чтобы напиться до нужного состояния, надо будет идти за второй… почему я сразу не догадался взять их несколько?
Позади меня скрипнула тяжелая железная дверь — но я даже не стал оборачиваться. Скорее всего, кто-то из Седобородых заметил моё пробуждение и разбудил Арнгейра, жестами объяснив ему, что произошло.
— Вино затуманивает разум, — с укором заметил старик.
— Этого мне и надо, — небрежно парировал я.
Седобородый отобрал у меня бутылку и закупорил её.
— Пошли внутрь. Не хватало ещё, чтобы ты с лихорадкой свалился.
Лихорадки я боялся меньше всего — Солстхейм закалил меня, научил не бояться холодов. Да, не нагретое вино даёт лишь иллюзию теплоты, но опасна она только если пьяным рухнуть на снег или долго брести по морозному воздуху в слишком легкой или мокрой от пота одежде, а не отправиться в тёплую кровать.
Арнгейр отвёл меня в столовую, зажёг несколько свечей, принялся хлопотать над кувшином и поставил возле меня кружку, наполненную обычной водой.
— Выпей. Поможет быстрее уснуть.
— Что это?
— Пара капель настоя паслёна, разбавленных в обычной воде. Не бойся. В таком количестве убить может разве что корень жарницы — но откуда ему здесь взяться?
Седобородым незачем меня травить, я нужен им. Смело осушил кружку.
— Дурной сон? — догадался старик.
— Да. Мне снилось, как солнце почернело, а чёрный дракон убил белого. Что это могло означать?