— Анкарион!
Голос Фреи и несколько толчков выдернули меня из этого кошмара. Я схватился за грудь, тяжело дышал — но радовался чувству колотившегося сердца.
— Я слышала, как ты стонал, — пояснила скаалка. — Тебе снился дурной сон?
— Да, — сел на своей лежанке, подтянув ноги к себе, убрал налипшие на лоб передние пряди волос. — Спасибо, что разбудила.
Мой разум усердно принялся искать этому дурацкому сну хоть какое-то объяснение, успокаивал себя же — я не сумасшедший, наверное, за эти пару дней на меня просто много навалилось. Но не могу же я быть так духовно слаб, раз начинаю ломаться? Моё тело здорово и лишено физических изъянов, я слишком молод, чтобы иметь возрастные проблемы с сердцем. Значит, причиной этого сна не могло быть моё долгое пребывание в парилке.
— Расскажи, что тебе приснилось?
Бросил женщине строгий взгляд.
— Анкарион, я хочу помочь тебе. Мирак понял, что ты — его враг, что ты можешь остановить его. Пока что он не может причинить тебе физический вред, и будет пытаться свести тебя с ума, подорвать твой дух.
Мирак. Как же я раньше не догадался. У него есть силы манипулировать снами, и он будет использовать их на мне.
— Когда я первый раз увидел Мирака, в его окружении были какие-то существа — возможно, какие-то младшие даэдра… не знаю, знакомо ли тебе это слово. Мне снилось, как эти существа вырывали из моей груди сердце.
Механизмы. Жертвенный алтарь. Вырванное из распоротой груди сердце. Как это всё похоже на казнь Лорхана, какой её описывали в некоторых легендах. Что Мирак хотел этим показать мне?
— Это же просто сны? — в надежде спрашивал я. — Они не значат ничего?
— Сны могут быть и знаками чего-либо.
Начинаю злиться.
— И чего? Что я схожу с ума? С тех пор, как началась эта история с камнями, я не могу нормально поспать, мне вечно снится какой-то бред.
— Ты не сходишь с ума, — Фрея повернула моё лицо к себе, по-доброму посмотрела мне в глаза. — И не упрекай себя в слабости. Ты просто устал.
Да. Она права: я устал. Устал от постоянного недосыпа, от частого недоедания, от чувства опасности, от этих холодов. Устал от какого-то напряжения, царившего в нашей команде. Но на отдых расчитывать мне не приходилось.
— Принеси мне эля, — потребовал я.
— Не нужен тебе эль, — скаалка поняла, что я просто хотел напиться до беспамятства. — Хмель отравляет разум, делает его более слабым.
Позволил себе несколько смешков: кажется, эта женщина сейчас окончательно сломает все мои представления о нордах!
— Я думал, вы любите выпить.
— Да, мы пьём эль — но пьянство у нас не в почёте.
— У нордов Сиродила, кажется, всё наоборот. А норды Скайрима считают своим долгом напиваться по праздникам.
Теперь несколько смешков позволила себе скаалка.
— Мы давно отказались от этих традиций. В медовом зале Тирска любили пировать — но это сделало воинов настолько слабыми, что рьеклинги смогли выгнать их из собственного дома.
Рьеклинги. Отвратительные агрессивные твари, ворующие всякий хлам. К счастью, для нас они не стали большой проблемой, когда мы зачищали побережье от врагов. Действительно, нужно очень ослабнуть, чтобы проиграть этим существам.
— Твой отец крепко спит, — невзначай заметил я.
— Он — не воин, его сон не такой чуткий. Ложись, — попросила Фрея.
Подчинился. Скаалка села рядом, положила руку мне на лоб, принялась что-то мелодично бормотать. Мой разум вновь отключился — и кошмары ко мне больше не приходили.
***
— Я замечаю, что в твоих снах на Солстхейме часто встречаются существа Апокрифа. И сам Апокриф, я так понял, тебе приснился до того, как ты туда попал. «Кучу щупалец и глаз» ты наверняка тоже потом встретил?
Старик не издевался, не пытался подколоть меня — его голос звучал спокойно, даже несколько равнодушно.
— Да. Встретил — но позже. И, надеюсь, больше никогда не встречу.
— А что Фрея с тобой сделала, что остаток ночи ты спал хорошо?
— Утром она мне сказала, что воззвала к духам своих предков, попросила их оберегать мой сон. Но этого хватило лишь на одну ночь.
Мне снова пришлось прервать рассказ: на запах приготовленной еды сбежались остальные Седобородые.
========== Освобождение ==========
После обеда я вновь отправился медитировать, вновь пытался присоединить FUS и RO. Я так и не мог понять, в какой момент нужно высвободить Силу, чтобы к ней присоединилось Равновесие. Как нестись по горному потоку, не рискуя расшибить голову о камни? Как стоять на тонком мосту над пропастью, когда вокруг дует ураган?
Меня брала злоба, я понимал, что она не поможет мне, успокаивал себя. Ту’ум — особый вид магии, совершенно иной, сейчас я изучаю абсолютно новое для себя же и логично, что у меня не будет всё получаться. Во время моего обучения магии мне тоже не сразу давались некоторые заклинания. Что говорить — Школа Иллюзии, обычно хорошо даётся нам, альтмерам, совсем прошла мимо меня, заклинания холода я тоже не смог освоить.
Снова разглядывал эти два Слова, пытался понять, как их нужно соединять. Они — не железо или сталь, не эбонит и не сталгрим, с которыми меня учил работать Бальдор, да и учеником ему я был не самым лучшим. Что же должно придти мне в голову, чтобы понять их и Крикнуть? Где найти точку опоры, способную сдвинуть с места скалу?
— FUS-RO!
Мой Крик лишь немного поднял снежную пыль — даже меньше, чем поднимала одна лишь FUS.
— Ничего не выходит, Арнгейр, — с сожалением вздохнул я.
— Значит, твой разум ещё не готов, — успокоил старик. — Возможно, что-то мешает тебе найти это равновесие в себе же. Ты ещё борешься с собой, не так ли?
Всё верно. В глубине души я до сих пор не принимал своего дара, боялся его; талморский юстициар во мне умирал, но я душил того, кто приходил вместо него. И всё это время в моём разуме затаился кто-то третий, кто наблюдал за всеми моими потугами сквозь смех. Умирающий талморский юстициар кричал, что мои чувства к скаалам неправильны, моё поведение у Седобородых неприемлемо, а некто третий лишь смеялся.
— Да. А ты бы не боролся с собой, если бы всё, что внушали тебе с детства, ты стал находить глупым и неправильным? Нам говорили, что в наших жилах течёт магия — но отчего тогда мы истекаем кровью, красной кровью, точно так же, как и люди? Отчего любого из нас может убить даже маг-недоучка, отчего нас может без особого труда задрать дикий зверь? Мы недостаточно ловкие, чтобы красться и прятаться, как босмеры. Мы недостаточно сильные и выносливые, как данмеры, — я ещё раз грустно вздохнул, опустил глаза. — И, возможно, мы недостаточно умные, чтобы вместо себя выпускать на поле боя механических созданий, как двемеры. Да и мореплаватели из нас хуже, чем из маормеров. Такая ли уж мы высшая раса?
— Не потому ли вы так желаете избавиться от своей физической оболочки, что считаете её настолько несовершенной?
Старик ударил в самое больное место: нашу идею, что мы должны освободиться от плотской тюрьмы. Идею, за которую я должен сражаться, которую должен всеми своими силами приближать — но которую я первой же и признал глупой и неправильной.
— Но мы такие же сумасшедшие, как айлейды, — сквозь грустные смешки бросил я. — Благо, пока ещё даэдра поклоняться не начали.
Почему я назвал сумасшедшими именно айлейдов, я понимал с трудом. Возможно, потому что они в своей самонадеянности и гордыне построили Башню внутри Башни, сделав Имперский Город столпом этого мира?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Вера, что мы должны вернуться к Эт’Ада, разбилась во мне первой.
***
Помнишь, я говорил тебе, что Фрея мне многое помогла осознать? Ошибочность нашей цели — одно из них. Я не знаю, зачем она однажды взяла отцовскую длиннополую робу, украшенную кисточками и металлическими бляхами, взяла бубен, огниво с кресалом и наполненный чем-то мешочек и велела идти за ней, к заброшенному постоялому двору на границе с мёртвым лесом Хирстааг. Возможно, её испугал мой рассказ о Талморе, о нашем желании обрести покров нетленного духа через высвобождение Дракона. Я не знаю, зачем вообще рассказал ей всё это, и не знаю, сожалеть ли мне об этом. Она велела мне разжечь костёр, а сама переодевалась. Затем она вытащила что-то из небольшого тряпичного мешочка и протянула мне.