Я в ужасе подскочил. Это был сон, всего лишь ещё один дурацкий сон.
Мне всё же удалось прокрасться на кухню, найти там бутылку вина и осушить её. Разум заволокло туманом, я добрёл до своей лежанки и снова провалился в сон.
Небо вокруг меня заволокло тучами, дышать было тяжело, в голове стоял неразборчивый шёпот. Я поднимался на вершину горы. Вокруг становилось всё темнее, само солнце, казалось, угасало, дышать становилось всё тяжелее, снег становился серым, рассыпался прямо в воздухе. Я позволил себе приглядеться внимательнее — нет, это вовсе не снег. Подошёл к краю обрыва, внимательнее пригляделся — внизу горела деревня, до меня доносились крики. Тело почувствовало невероятную боль, что-то сжигало меня, я оглядел себя и понял, что оказался объят пламенем, мои руки чернели и рассыпались на глазах…
Из кошмара меня вырвал Арнгейр. Старик не стал лишний раз расспрашивать меня, лишь молча отвёл на кухню, а после завтрака вывел во двор.
— Сегодня ты должен познать третье слово Безжалостной силы — Dah, что означает «толкать». Ты толкаешь мир — но в ответ мир толкнёт тебя. Вспомни всё, что ты узнал о FUS и RO — и реши, сможешь ли ты толкнуть мир так, чтобы удержаться на ногах самому.
FUS — это сила, это поток горной реки или дуновение ветра.
RO — это равновесие, это ловкая форель или тонкий древесный лист.
Dah — это толчок, который заставляет форель плыть по течению, а древесный лист лететь по ветру.
— FUS-RO! Dah!
Последнее слово прозвучало будто в пустоту.
— Посмотри на все три слова, — посоветовал Арнгейр.
Я сконцентрировался. Острое FUS, мягкое RO. Dah — короткое, сильное, быстрое. Жёсткое. Горный поток и многолетние ветра меняют форму камней. Камни способны сопротивляться этому, принимать гладку, круглую форму. Сила. Равновесие. Сопротивление, а не толчок?
— Думай.
Мир балансирует, я — точка опоры. Нет. Точка опоры — рядом, ведь я сам на другой стороне этого маятника. Или я — одновременно и точка опоры, и противовес? Может, это я балансирую, а точка опоры — целый мир? Но кто тогда противовес? Снова я?
— FUS! RO!
Скамп.
Сила. Равновесие. Толчок.
-FUS-RO! Dah!
А если пойти от обратного? Мир толкает меня. Я сохраняю равновесие. Толкаю мир в ответ.
— FUS-RO-Dah!
Крик хоть и состоял из трёх слов, но получился недостаточно сильным.
Я снова рассматривал все три Слова. Горная река и форель в её водах — единое целое. Чтобы выжить, форель перепрыгивает опасные пороги, уклоняется от камней — но взамен река даёт ей дом и шанс ускользнуть от врагов, что поджидают её на суше. Воды реки — дом для форели, но для этого форель должна быть достаточно быстрой, сильной и ловкой.
На каждое действие есть противодействие. Каждое противодействое должно быть уравновешено.
— FUS-RO-Dah!
Раздался гром, какая-то сила тащила меня назад до тех пор, пока столкновение с большим сугробом не остановило меня. Слишком сильно — не помню, чтобы драугров отбрасывало назад после Криков.
— Отдохни.
Арнгейр повёл меня на кухню, где предстояло готовить обед.
— Мне снилось, что солнце угасало, — зачем-то признался я. — Снова.
Старик попросил меня рассказать этот сон подробнее.
— Я поднимался на вершину горы, когда небо потемнело. Снег превращался в пепел, а внизу горела какая-то деревня. Затем меня самого охватило пламя… И я проснулся.
— Возможно, тебе снилось будущее, — предположил Седобородый. — По слухам, Уриэль Седьмой увидел во снах свою смерть. Возможно, тебе снились твои страхи — такое тоже часто бывает.
— Но мне уже второй раз снится потемневшее небо, — напомнил я. — И всё же на что я — ваша единственная надежда?
Арнгейр снова ничего не ответил, велев мне внимательнее следить за похлёбкой.
— Арнгейр? — настаивал я; старик пытался перевести тему, снова заговорил о готовке обеда. — Не уходи от ответа.
— На то, что ты восстановишь между смертными и драконами равновесие, — уклончиво ответил Седобородый.
Его ответ меня не устраивал: когда-то давно драконам, как я понял, поклонялись, драконы выбрали себе «любимчиков» из числа руководивших поклонением жрецов, эти жрецы, однако, принялись злоупотреблять своей властью. Народу, как водится, это не понравилось. Поставленная драконами верхушка в конце концов была свергнута, драконы вместо того, чтобы назначить новую верхушку из числа победивших, принялись всячески вредить победителям и были закономерно истреблены. Теперь же некая сила вернула уничтоженных драконов к жизни, и те принялись, по всей видимости, мстить за истребление. Я не собираюсь искать равновесие между мстительными злобными тварями и «смертными», как назвал Арнгейр людей, меров и зверолюдов.
— Драконы жгут города, убивают смертных и не предлагают ничего взамен, — парировал я. — Они хотят править на кладбище, мы этому справедливо сопротивляемся.
В ответ Арнгейр с неловкой улыбкой пробурчал что-то невнятное; затем в обеденный зал зашли остальные Седобородые и принялись за еду. Я снова задал тот же вопрос — на сей раз всем им. Старики перешептались, в комнате стоял гул, от которого на столе застряслась посуда, а огонь в очаге чуть не погас.
— Мы покажем тебе кое-что, когда ты будешь готов, — ответил Арнгейр. — Но сначала ты полностью освоишь Безжалостную Силу и расскажешь нам, как ты одолел Мирака.
***
Конечно, Мастер. Я расскажу тебе, как я одолел Мирака, и чего мне это стоило.
Мы с Фреей вернулись в деревню скаалов через два дня ближе к вечеру. Я волновался, до сих пор не мог придумать, что и как сказать Сторну. Отец и дочь крепко обнялись, старик с улыбкой позвал нас в свой дом, затем предложил помыться после почти недельного отсутствия… Что-то внутри меня шевелилось, из глубин души поднималась странная… обида? Зависть? Я ведь уже и не помнил, каково это — быть кому-то нужным и кем-то любимым. Я ведь точно помню, что мать любила меня — да, порой она была строгой, и чем старше я становился, тем больше требований ко мне предъявляли и тем меньше ласки я получал, отец тоже был ко мне доброжелателен… Как же давно всё это было!
После парилки я почувствовал прилив сил, ощущение чистоты бодрило… Разве что бриться я намеренно не стал — мне нравилась оформлявшаяся в бородку щетина. Домашней похлёбке из хоркера с пепельными бататами я невероятно обрадовался, с удовольствием съел всё до последней капли.
— Вам удалось узнать что-нибудь? — после ужина спросил Сторн.
— Хермеус Мора хочет, чтобы я привёл тебя к нему, — вздохнул я. — Говорит, что иначе не расскажет мне, как добраться до Мирака.
Старик пригладил бороду.
— Что же. Завтра мы возьмём Чёрную Книгу и пойдём с ней в лес, — произнёс он.
— Отец…
— Не спорь со мной, Фрея. Духи-хранители защитят меня, может быть, у меня выйдет задобрить Херму-Мору, ну, а если нет — значит, моё время пришло.
Фрея умоляюще смотрела на отца, схватила его за руку:
— Отец, давай я схожу. Херма Мора ведь будет мучить тебя, он может и убить…
— Он может убить и тебя, — возразил Сторн. — Уж лучше я погибну, чем ты.
— Сторн, может, есть ещё какой-нибудь способ? — мне не верилось, что шаман был готов отдать свои тайны Хермеусу Море.
— Боюсь, что иного способа нет, — вздохнул старик.
Видимо, нам придётся надеяться, что духи леса защитят Сторна и не позволят ему погибнуть.
— Интересно, — хмыкнул я. — «Мора» на моём родном языке означает «лес».
— Херма-Мора — демон леса, всё верно, — произнёс Сторн. — Один из множества, но самый могущественный из них. Моим предкам долгое время удавалось задабривать или обманывать его, возможно, получится и у меня.
После ужина Сторн взял тяжёлое, увешанное металлическими бляхами и ракушками одеяние, свой бубен и факел и ушёл в лес. Мы с Фреей сидели возле очага, я положил голову ей на колени, она сначала робко положила свои руки мне на плечи, затем прикоснулась к острому кончику моего уха и принялась с ним играть. Никогда не любил этого — и потому с улыбкой перехватил её руку.