— Их Голос слишком силён — настолько, что даже их шепот может убить. Пока ты не пройдёшь обучение полностью, пока твоё тело и разум не окрепнет — они будут молчать. Тебя, наверное, это пугает — но, поверь, никто здесь не желает тебе зла. Путь, который мы выбрали, отвергает насилие. Даже если придётся нам защищать наши жизни, мы постараемся лишь прогнать прочь. Юрген Призыватель Ветра, один из основателей нашего ордена, учил, что Голос дан нам не ради воинских свершений, а ради прославления богов.
— Скаалы тоже отвергают излишнее насилие — но они, тем не менее, убивают ради пропитания или самозащиты. И разве Кин не даровала ту’ум, чтобы вы, норды, освободились от власти драконов? И почему вы не встанете на защиту Скайрима сейчас, когда они вернулись? Арнгейр, я видел, на что они способны. Я видел сожженные города, видел людей и меров, которых драконы оставили без средств к существованию. Видел уничтоженный ими караван каджитов. Эти твари убивают ради забавы — такое даже наша партия осуждает, а ты сам знаешь, какие слухи о нас ходят.
***
Почему, Мастер? Почему вы сидите здесь, в своей безопасной каменной твердыне, в своём уютном мирке? Я слышал, вы берёте учеников, которых никогда не касалось благословление Ауриэля, обучаете их своему искусству — и так же хотите заставить всю жизнь прославлять небо. Да, ваш последний такой ученик — мятежник и военный преступник, объявивший себя королём Скайрима, но он лично помогает своим воинам сражаться с очередным драконом, посмевшим напасть на его город. Если бы я не пришёл к вам в поисках ответов и знаний, что бы вы делали? Какие у вас на меня планы?
Ты спрашиваешь, что всё же привело меня на Высокий Хротгар без вашего Зова — и я обещаю рассказать тебе.
— Нет, даже не проси. В Скайрим я не поплыву.
Капитан «Северной Девы», уже долгое время стоявшей на пристани, выглядел испуганным.
— Но почему?
— Да, приятель, оторвало же тебя от жизни, — горько усмехнулся старпом. — Видел же драконы сюда залетали пару раз? Видел, конечно — я помню даже, как ты со своей красоткой-дикаркой одного такого порешил.
Конечно же, за зиму нам приходилось иногда убивать драконов, неизвестно откуда бравшихся; Фрея уверяла меня, что раньше курган возле Храма Мирака был запечатан, но теперь на том месте красовался неглубокий кратер; мы плавали с ней к небольшому островку, населённому хоркерами — где, по её словам, находился такой же курган, и тот так же был кем-то распечатан. Мы не занимались поиском и истреблением драконов специально, нет — нам приходилось действовать ради самозащиты. И нашего собственного выживания.
— И что?
Мой ответ был глуп, наверняка выставлял меня не в лучшем свете — но ничего иного придумать я не мог.
— А то, что меня совсем не улыбает потерять корабль, а уж тем более — сгореть заживо. Драконы настолько обнаглели, что парочку из них даже над Брумой видели. Да что там, над Брумой — они в Морровинд залетали!
Драконы вернулись и бесчинствуют в Скайриме. Мне тем более следует как можно скорее вернуться туда, чтобы сдать Эленвен все отчёты.
— Брось ты. Я же эльф, — специально изобразил лихую, чуть придурковатую улыбку. — Высокий эльф. Колдун и всё такое. Каких-то драконов, что ли, не прогоню?
— Ты либо псих, либо дурак, — вздохнул капитан. — Либо и то, и другое вместе. Оставался бы себе на Солстхейме со своей скаалкой — шикарная ведь баба, с такой никогда не пропадешь. И ничего, что дикарка — воспитал бы её, как тебе понадобится.
Насколько же всякая деревенщина любит давать другим советы, считает, что разбирается в жизни лучше остальных. Все эти нравоучения вот-вот разозлили бы меня, но я должен разыгрывать из себя дурачка, поддерживать личину простого авантюриста. Стоявший неподалёку Второй Советник, кажется, вот-вот перестанет сдерживаться и рассмеётся в голос.
— Гьялунд, я же всю зиму просил тебя закупить в Скайриме дров, — напомнил данмер. — И строительного камня немного. Заодно и нашего… альтмерского друга возьмёшь!
— Только потому, что ты попросил, — пробурчал норд. — Завтра утром отплываем.
Я провожал отдаляющиеся берега Солстхейма грустным взглядом. Этот остров в какой-то степени полюбился мне, впервые в жизни я мог назвать какой-то уголок земли «домом». Наверное, ты не поверишь мне, но мы, юстициары, в преданности своей родине доходим до того, что не успеваем осесть и завести семьи. Конечно же, я не говорю о своих коллегах, которые несут службу на Алиноре, вдалеке от опасностей — они женятся на нужных женщинах или выходят замуж за нужных мужчин, живут в достатке и сытости в своих хрустальных башнях. Такие же, как я, годами могут не видеть родных берегов. Родители таких, как я, зачастую переживают своих детей. На родине у меня не осталось близких родственников, мою возможную гибель никто не будет оплакивать, и ждёт меня там лишь руководство нашей партии и новые приказы. Не нужно жалеть меня, Мастер. Ты ведь не будешь жалеть пчелу, отдавшую жизнь ради своего улья?
Материковый Скайрим встречал меня хмурым серым виндхельмским небом.
— Вот он, Виндхельм, — пояснил Гьялунд. — Раньше бы я сказал тебе, что рад его видеть, но сейчас Солстхейм мне стал милее. Мой тебе совет, приятель: надвинь капюшон пониже и помалкивай больше.
Что мне следует делать, я знал и без него — но для вида я поблагодарил норда за совет. В принципе, я и буду так делать — надвину пониже капюшон, постараюсь не вступать ни с кем в споры, а если спросят, что привело в Скайрим — скажу, что оставил родной Солстхейм в поисках лучшей доли. Я сошёл на пристань, миновал доки и переступил. Сначала разузнаю, сколько будет стоить до Солитьюда. Затем послушаю порцию свежих сплетен — в тавернах крупных городов всегда можно узнать много интересного.
Первое, что бросилось мне в глаза — это железные щиты, прикреплённые к черепичным крышам. Зачем горожане сделали это, я сначала смутно понимал — но затем я вспомнил слова Гьялунда о драконах. Защита домов от огня? Своеобразная ловушка, не давшая бы гигантскому ящеру как следует приземлиться? И атмосфера — напряжённая, будто все ждали чего-то. На меня с некоторым подозрением косились и стражники, и простые горожане, даже данмеры будто бы видели во мне какую-то угрозу. Я старался вести себя спокойно и непринуждённо, делал вид, что не обращаю внимания на эти косые взгляды.
В таверне точно так же не было всеобщего веселья или хотя бы легкости — даже приятный голос девушки-барда на верхнем этаже не мог разогнать всеобщую мрачность. Я расположился у огня, заказал кусок лососины и кружку эля — самое дешёвое из всего, что здесь предлагали.
— Крыльев размах, что полнеба накрыл,
Бойся и прячься — идёт Алдуин!
И пасть его бездна, как сажа черна,
Немало селений спалил он дотла…
Где же герой, что спасёт нас от бед,
Уже ль во всём свете рыцаря нет?
Я невольно заслушался приятным тоненьким голосом данмерки, позволил себе засмотреться на неё. Рыженькая, столь хорошенькая для своей расы, и почему ты торчишь здесь и ублажаешь своей игрой всякую пьянь?
— Эй, желтомордый!
Недовольно прищуриваюсь. До перевода на Солстхейм я часто слышал подобные прозвища в свой адрес, но сейчас я отвык от них. И почему дикари-скаалы могут вести себя с незнакомцами более прилично, чем городские норды?
— Ты оглох, а, желтомордый?
Поднимаю голову, пытаясь сохранить дружелюбное выражение лица. Проблемы с местными, а тем более — со стражей, мне совсем не нужны.
— Что случилось?
Жирный уродливый норд мерзко засмеялся.
— Он спрашивает, что случилось! Припёрся, значит, в наш город — шпионить, небось, за нами, и спрашивает, что случилось?
— Рольф, отвалил от него!
Голос принадлежал пожилому вооружённому мечом сородичу этого пьяницы.