— А что такого сделал великий Янкель на Урале, поделись. И потом, я не понимаю, куда мне чапать, на Урал к этому жиду паршивому или у Париж за прекрасной дамой? У тебя мозги на месте? Похоже, что не совсем.
— Гершон, у великих людей бывают заскоки. Ты не обращай внимания, сколько тебе говорить? Пойди, достань Инессу, а потом отправишься на Урал за Янкелем.
— Помилуй и спаси! я не выдержу всего этого и потом, где мне взять деньги на дорогу? Ты все жмешься. Дошло до того, что я в рваных башмаках хожу.
— Ладно, пришлет мать свою пенсию, выделю тебе на тапочки, так уж и быть.
Гершон прослезился. Он хотел еще выразить какую-то мысль, но слова получились только «потом, потом, потом».
— Потом, потом, подожди, мне твои слезы по фигу. О Янкеле потом. Он там делает чудеса. Мои советы о том, чтоб привлекать к большевистской партии всех без исключения: и кустарей, и пауперов, и нищих, и прислугу, и босяков, и проституток, и бывших зэков Янкель выполняет четко. И есть результаты. Это девиз будущего переворота, учти. Все демократические принципы должны быть исключительно подчинены выгодам нашей партии, включая и неприкосновенность личности. Опорой, основой нашей партии остаются, и будут оставаться люмпен-пролетарии, уголовники и босяки. Опираясь на опыт многочисленных российских сионистских сект, мы должны строить структуру партии на жестких диктаторских принципах абсолютного подчинения. Несогласные с этими методами внутри партии подвергаются, шельмованию, клевете и…уничтожению.
Апфельбаум на этот раз совсем потерял спокойствие и чувство меры.
— Ты упрям и жесток, — выдал он, — не переносишь чужих мнений, по поводу чего бы то ни было, и не только в политике. Ты завистливый до исступления, не можешь допустить, чтобы кто-нибудь, кроме тебя, остался победителем. Жестокое и злое проступает в тебе — как в споре, как в игре в крокет или в шахматы, когда проигрываешь. Проявить независимость, поспорить с тобой о чем угодно или обыграть тебя в крокет — значит раз и навсегда приобрести себе врага в… лице Ленина.
— Га-га-га, это правда. Вот черт: не в бровь, а в глаз. Это черты гения, Гершон, учти. Но…дальше, ты только послушай: в Православии мы видим огромного конкурента в борьбе за души людей. Всякая религиозная идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье с боженькой есть невыразимая мерзость… самая опасная мерзость, самая гнусная зараза. Я собираюсь написать труд «О религии и церкви». Еще в 1901 я заявлял: «Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора». Исходя из этих двух принципов, и надо начинать строительство партии большевиков. А, забыл. Церковь…мы ее снесем с лица земли, а попов перевешаем, могилы раскопаем, серебро и золото соберем и отошлем европейскому пролетариату…еврейской национальности.
— У меня голова раскалывается, отпусти меня. Я уже опаздываю на поезд.
— А Янкель Кацнельсон? Ты не хочешь услышать о нем хороший отзыв?
— Потом, потом.
Ильич еще раз вспомнил по пунктам свое строение партии и успехи Кацнельсона на Урале.
Они, два еврея, сидели на поляне под швейцарским дубом, ели икуру, пили пиво, п отом Ленин поднял палец кверху и сказал:
— Ты, Гершон, возвращайся обратно, дописывай главу, Париж уже недалеко, я пойду один. В любой газетенке дам объявление «Коммунизм — общество свободных половых связей». Я прочитаю эту лекцию сам. Инесса, конечно же, придет. Она не может не прийти. В последнем письме, уже которым по счету, она выразила желание познакомиться и вот там-то и состоится знакомство.
10
«Жиды выцедили из нас все имения. Они околдовали нас, как цыгане, и заразили своим дыханием, как волки. Разоряют нас, как хотят, и, к стыду нашему, всех — от низшего сословия до высшего — водят за нас!
На окраине Парижа несложно было снять небольшую общественную столовую и быстро превратить ее в зал для слушателей. Соорудили трибуну, поставили вазу с цветами на непокрытый столик, и вождь мирового пролетариата, еще мало знакомый парижанам, уже сидел за этим столиком, просматривая написанную лекцию неделю тому назад. Как любое произведение Ленина она получилась сумбурной и мало доступной. Поэтому мы просим извинения у читателей за ее несуществующие прелести с крючковатыми загибами, что способствовали позывам ко сну, а некоторых возбуждали и заставляли верить в гениальность лектора.
— Социалистическое общество, архи важно, освободится от буржуазного брака. Ну, там, которое требует венчания в церкви, а церковь — это обман, сами понимаете. Общество свободных пролетариев и прочих протестующих, содержащихся за решеткой по указанию царя, могут совокупляться без регистрации. Девочки, достигшие 16 лет, у которых там, в запретном месте появился пушок, обязаны оголяться в помещении и на улице, если нет сильных морозов. Они не должны отказывать двуногим жеребцам в совокуплении, особенно если видят, что пенис в готовности, в социалистической потребности, распирает штаны. Таково веление партии большевиков.